«Литературной работой, написанием книг для детей, я занялась, когда мне уже было близко к пятидесяти. Но я ни одной строчки не написала о внешней разведке, которой отдала четверть века жизни. Я была связана подпиской, по существу, воинской клятвой, никогда, даже уволившись или уйдя в отставку, не писать о разведке, не предавать гласности методы работы органов ВЧК – КГБ. И сейчас меня иногда останавливает мысль, что излишняя информация о нашей разведке может повредить моей Родине. Не случайно, берясь за свою первую книгу, я по привычке в правом верхнем углу страницы напечатала: «Сов. секретно» и смутилась — пишу ведь не докладную записку, не рапорт!!!»
Она была обаятельной женщиной, красавицей, писательницей и… разведчицей. Родилась Зоя 28 апреля 1907 года, в Тульской губернии, в семье железнодорожного служащего, помощника начальника станции Алексино. Все ее детство прошло в Алексине.
После смерти отца семья переехала в Смоленск. Зое пришлось стать «младшей хозяйкой дома». Она помнит, как вместе с матерью Александрой Дмитриевной шила из железнодорожной шинели отца пальтишки для маленьких братьев. Вскоре Александра Дмитриевна тяжело заболела, и юной Зое, чтобы помочь матери содержать семью, пришлось пойти работать. Это было тяжелый период жизни, и здесь ей неожиданно помог случай: на улице она случайно встретила старого друга своего отца. Зоя поведала ему о своих бедах, и он сказал ей, чтобы она пришла к нему в штаб батальона. Так в 14 лет начался новый самостоятельный период жизни Зои.
Товарищ отца помог Зое устроиться библиотекарем в 42-й батальон войск ВЧК Смоленской губернии. В том же 1921 году она стала работником штаба частей особого назначения (ЧОН). Маленькая библиотекарша гордилась своей работой и особенно тем, что постепенно росло число читателей. В 1923 году Зоя Ивановна перешла на работу в качестве политрука в колонию малолетних правонарушителей в деревне Старожище под Смоленском. Хотя в колонии Зоя Ивановна проработала всего 4 года, в ее памяти сохранилось много волнующих эпизодов чуткого отношения к ней нарушителей — от самых маленьких до старших, 17-18 лет, в то время как воспитательнице не было и 20. В это время у Зои Ивановны возникла мысль написать книгу о жизни малолетних правонарушителей в колонии. Она собрала необходимый материал и приступила к работе. Но тогда вышла в свет знаменитая «Педагогическая поэма» Макаренко, и Зоя сожгла все свои записи.
По решению смоленского губкома в 1927 году Воскресенскую направляют на завод имени Калинина для организации пионерских отрядов из детей рабочих и служащих завода, который изготовлял различную сельскохозяйственную продукцию. В том же году в Смоленске Зоя вышла замуж за комсомольского активиста Владимира Казутина, которого через некоторое время после свадьбы направили в Москву на партучебу. От этого брака у Зои родился сын, которого назвали Владимиром.
В 1928 году Зоя, уже будучи кандидатом в члены ВКП(б), перешла на работу в заднепровский райком партии г. Смоленска в качестве заведующей учетно-распорядительным подотделом орготдела. Она гордилась тем, что принимала партийные взносы у будущего Маршала Советского Союза А.И. Егорова.
В конце 1928 года Воскресенская переехала из Смоленска в Москву по партийной путевке для работы в Педагогической академии имени Крупской. В Москве Зою ждал муж. Её взяли на работу машинисткой в транспортный отдел ОГПУ на Белорусском вокзале. Однако семейная жизнь не задалась, и Зоя разошлась с мужем. Воспитывать сына и ухаживать за ним помогала мама, которая стала жить с дочерью.
В апреле 1929 года Зою Ивановну приняли в члены партии, а в августе того же года пригласили на Лубянку. Судя по всему, изысканная красота, удивительное душевное обаяние и острый ум молодой сотрудницы обратили на себя внимание руководства ИНО (внешней разведки). Шла, волнуясь, хотя уже почти год была сотрудницей ОГПУ. Нашла в «сером доме» отдел кадров, а через час уже была в Иностранном отделе.
Иван Андреевич Чичаев — начальник отделения в Иностранном отделе ОГПУ, разливая чай, сказал:
– Садись к столу, разведчица, – и усмехнулся.
— Как вы меня назвали?
— Разведчицей.
— Я же еще девчонка! — и, смутившись, наклонила голову.
— Что девчонка, это верно. — Иван Андреевич мешал ложечкой чай в стакане и смотрел на нее внимательными глазами. — Девчонка, — повторил он уже серьезно, — но профессией твоей теперь будет разведка, а значит, ты разведчица. Поедешь в Харбин, — Чичаев отхлебнул чай из стакана, — для работы в нефтяном синдикате. Синдикат — это твое прикрытие, это лишь легальная возможность для твоей разведывательной работы.
И началась специальная стажировка. Пароли, отзывы, тайники, конспиративные квартиры… и другие разведывательные знания. Возникновение и быстрое развитие Харбина связано со строительством Китайско-Восточной железной дороги, начатым Россией из стратегических соображений. Здесь расположились управление КВЖД, Генеральное консульство и другие официальные представительства Советской России.
Зою Воскресенскую назначают на должность заведующей секретно-шифровальным отделом советского нефтяного синдиката в Харбине, который продавал китайцам бензин и другие нефтепродукты.
С особым трепетом впоследствии вспоминала Зоя Ивановна свое боевое крещение: «Мое самое первое задание. В лавке антиквара, хозяин которой сотрудничал с нами в качестве так называемого почтового ящика, я должна была получить шифрованное письмо. Заходила туда, называла пароль, что-то связанное с фарфоровыми пасхальными яйцами, получала отрицательный ответ, рассматривала товары и уходила. И вот однажды хозяин лавочки передал мне записку. Я судорожно зажала ее в кулаке и не разжимала до тех пор, пока не приехала в резидентуру. Здесь я долго не могла разжать кулак — пальцы так онемели, что никак не разжимались».
Были и другие задания. Зоя Ивановна установила хороший дружеский контакт с женщиной, муж которой, один из руководящих советских работников в Харбине, бросив семью, бежал в Шанхай, прихватив с собой большую сумму казенных денег. Воскресенской удалось добиться расположения этой женщины, узнать ее тайны: что совершил муж, его нелегальные приезды в Харбин для встречи с семьей, его муки и сомнения. И наконец встретилась с ним и получила согласие явиться с повинной.
Зоя Ивановна и ее руководство выполнили обещание, данное жене сбежавшего, что если он явится с повинной, то не будет репрессирован. Деньги, которые он «неосторожно» взял в государственной казне, были постепенно выплачены, и своим трудом, в том числе и на разведку, человек восстановил свое доброе имя.
Вернулась Зоя Ивановна из Китая в Москву в феврале 1932 года. Работа в Харбине оставила много хороших воспоминаний. Позже она напишет: «Моим «крестным отцом» в разведке был Иван Андреевич Чичаев, проработавший в ней всю жизнь».
Некоторое время Зоя Воскресенская работала начальником отделения в Иностранном отделе ОГПУ в Ленинграде, курировала Эстонию, Литву и Латвию, но недолго, всего несколько месяцев. Позже в облике знатной баронессы, роскошно одетая, она появлялась на улицах Риги, в городах и поместьях старой Латвии. Здесь она должна была получить латвийский паспорт. Этой командировкой было положено начало создания «легенды». С этого времени вся ее жизнь была связана только с Европой. По возвращении в Москву Воскресенскую по линии Иностранного отдела откомандировали в Берлин и Вену. Остановилась она в пансионате мадам Розы на Унтер ден Линден около Бранденбургских ворот. Целью поездки были разведывательная подготовка и изучение немецкого языка. Выдавала она себя за жену беспартийного спеца (как тогда говорили о технических специалистах), которая приехала в Германию лечиться и развлекаться.
Без сомнений, ее готовили к серьезной нелегальной работе: ставили диалект и прививали светские привычки.
По замыслу Центра, «баронесса», уже примелькавшаяся в европейских столицах, должна была стать любовницей прогермански настроенного швейцарского генерала, сотрудника генштаба, а затем постараться получить от него сведения о намерениях Германии в отношении Франции и самой Швейцарии. Но Воскресенская твердо пообещала, что после выполнения задания застрелится. План пришлось отменить: «Вы нам еще нужны живой», — констатировало начальство. Так закончилась ее попытка перейти на нелегальную работу.
Имелся и запасной вариант. В Вене Зоя должна была выйти замуж и отправиться с «мужем» в Турцию. По дороге разыгрывалась ссора, после которой незадачливый супруг бесследно исчезал, а молодая жена продолжала путь на берега Босфора, с тем чтобы открыть там салон модной одежды. Но и этот вариант отпал, так как сотрудник, назначенный «женихом», по неизвестной причине так и не добрался до Вены.
Однако выйти замуж ей все-таки пришлось…
Судьба разведчицы забросила Зою Ивановну в Финляндию и Швецию. В них Зоя Ивановна провела большую часть своей закордонной жизни: с 1935 по 1939 год — в Финляндии, и с 1941 по 1944-й — в Швеции. Швеция всегда сохраняла по отношению к Советскому Союзу традиционный нейтралитет, хотя порой в отдельных случаях и отступала от него. В Финляндии же еще за несколько лет до начала Второй мировой войны было заметно немецкое влияние как в политике, так и в экономике. Советское государство прилагало большие усилия для сохранения нейтралитета Швеции и Финляндии, но преодолеть немецкое влияние на Финляндию все-таки не удалось.
На работу в Финляндию Воскресенская выехала в качестве заместителя резидента. К этому времени она уже имела значительный опыт разведывательной работы и стала настоящим профессионалом. Официально разведчица выполняла обязанности руководителя советского представительства «Интуриста» в Хельсинки. «Ирина» (оперативный псевдоним Воскресенской) быстро познакомилась со страной и занялась делами резидентуры. В 1936 году резидентом в Финляндию был направлен Борис Аркадьевич Рыбкин (оперативный псевдоним «Кин»). Он родился в многодетной еврейской семье мелкого ремесленника в Екатеринославской губернии. В 10 лет пошел работать в типографию учеником наборщика, и восемь лет простоял у наборной кассы. Загруженный работой, юноша тем ни менее находил время для чтения, самообразования. Стремление к знаниям помогло поступить в коммерческое училище, а после революции — в Петроградскую горную академию. 37-летний чекист имел за плечами опыт и контрразведывательных операций, и длительного пребывания в Иране, где он приобрел несколько надежных источников информации, и спецкомандировок во Францию, Болгарию, Австрию.
Еще зимой 1935-го в Москве Зоя Ивановна попала в щекотливую ситуацию. У нее не оказалось мелочи, чтобы заплатить за проезд, и какой-то мужчина купил ей билет. Взамен спросил ее имя.
Прошло 4 месяца. Парк на окраине Хельсинки. Зоя Ивановна ждет на скамейке агента. Человека она должна узнать по паролю. Рядом с разведчицей присел мужчина и назвал пароль, Зоя — отзыв. Разведчица подвинула к мужчине чемодан: «Это деньги для вас, проверьте сумму».
Мужчина открыл кейс, посмотрел на пачки долларов и сказал, что не хватает: 15 копеек!
— Каких пятнадцати копеек?!
— Тех самых, которые вы должны мне, Зоенька!
Так Зоя второй раз познакомилась со своим будущим мужем Борисом Рыбкиным.
Нужно сказать, что прибывший в Хельсинки консул Ярцев, он же – Рыбкин, был чрезвычайно строг со своей помощницей и, по ее мнению, излишне придирчив. К этому времени «Ирина» уже 6-7 месяцев была в Финляндии, успела познакомиться со страной и резидентурой. Борис Аркадьевич приехал один, без семьи. Очень официальный, подтянутый, требовательный. Поначалу у них не сложились взаимоотношения, однако потом… О том, как развивались дальнейшие события, рассказывает сама Зоя Ивановна:
– Мы спорили по каждому поводу. Я решила, что не сработаемся, и попросила Центр отозвать меня. В ответ мне было приказано помочь новому резиденту войти в курс дел, а потом вернуться к этому вопросу. Но… возвращаться не потребовалось. Через полгода мы запросили Центр разрешить нам пожениться. Я была заместителем резидента, и мы опасались, что Центр не допустит такой «семейственности». Москва дала «добро». Так я стала мадам Ярцевой.
Надо сказать, что к этому времени Борис Рыбкин был весьма именитым разведчиком. Именно ему позднее пришлось вести деликатные переговоры с финской стороной, санкционированные лично Сталиным. Если бы они завершились успешно, не исключено, что в истории не было бы такой печальной страницы, как «зимняя война» между СССР и Финляндией.
После возвращения из Хельсинки Зоя Воскресенская-Рыбкина стала одним из основных аналитиков управления (специальное подразделение на Лубянке было создано лишь в 1943 году). Предстояло «отгадать» дату и направление развивающейся гитлеровской агрессии. Разведка НКВД сообщала об угрозе войны с ноября 1940 года. Именно к Зое Ивановне стекались различные сведения о готовящемся нападении, в том числе разведданные от знаменитой «Красной капеллы» – группы антифашистов, работавших в гитлеровской Германии. Тревожная информация поступала практически ежедневно. В апреле 1941 года Арвид Харнак («Корсиканец»), сотрудник министерства экономики рейха, он же один из руководителей «Красной капеллы», докладывал в Центр со ссылкой на окружение Розенберга: «Вопрос о вооруженном выступлении против СССР решен». Другой ценный агент, обер-лейтенант Харро Шульце-Бойзен («Старшина»), племянник гросс-адмирала Тирпица, сотрудник министерства авиации и штаба ВВС Германии, в том же месяце сообщал: «Вопрос о выступлении Германии против Советского Союза решен окончательно. Начало его следует ожидать в ближайшее время».
Было заведено так называемое дело «Затея», где собирались наиболее важные сообщения о немецкой военной угрозе. Оно получило свое название в связи с тем, что Сталин скептически относился к сведениям о готовящемся нападении Германии на СССР. Этот скепсис усиливался в том случае, если разведывательные данные были получены разведчиком, объявленным «врагом народа». Трудно было, например, разобраться в противоречивой информации, полученной из Берлина от посла Деканозова и от резидента Кобулова. Анализ аналитических данных осуществлялся Зоей Ивановной в тандеме с Павлом Журавлевым, начальником немецкого направления нашей разведки. В папке, собранной Рыбкиной и Журавлевым, находились весьма тревожные документы. Они ставили под сомнение ту схему раздела Европы, которая в 1940 году была зафиксирована в пакте Риббентропа–Молотова. «По этим материалам, – свидетельствует Павел Анатольевич Судоплатов, – нам было легче отслеживать развитие событий и докладывать советскому руководству об основных тенденциях немецкой политики. Материалы из литерного дела «Затея» нередко докладывались Сталину и Молотову, а они пользовались нашей информацией как для сотрудничества с Гитлером, так и для противодействия ему».
Гитлеровская Германия, желая опровергнуть слухи о готовящемся нападении на СССР, решила продемонстрировать верность заключенному в 1939 году советско-германскому договору и прислала в Москву, что весьма знаменательно, не политическую делегацию, а группу солистов балета Берлинской оперы. В середине мая 1941 года германское посольство организовало по этому поводу прием, на который были приглашены звезды нашего балета. Зоя Ивановна тоже присутствовала на приеме как представитель Всесоюзного общества культурных связей с заграницей. Вот как она описывает в своей книге один эпизод этого вечера в посольстве:
«…Начались танцы. Шуленбург пригласил меня на тур вальса. На меня напало смешливое настроение.
«Не кажется ли вам забавным, господин посол, — спросила я, — что мы танцуем с вами в балетной труппе Большого театра?»
«Действительно забавно, — усмехнулся Шуленбург. — Такое, к сожалению, случается лишь раз в жизни, а я к этому не готов».
«Вы не любите танцевать?» — спросила я с наивностью в голосе.
«Признаться, не люблю, но вынужден, вынужден», — еще раз подчеркнул Шуленбург.
И я вдруг почувствовала какой-то иной смысл в его словах, сказанных с горечью.
Танцуя, мы прошли по анфиладе комнат, и я отметила в своей памяти, что на стенах остались светлые, не пожелтевшие квадраты от снятых картин. Где-то в конце анфилады, как раз напротив открытой двери, возвышалась груда чемоданов».
Молодая женщина сделала вывод о том, что вечер, столь тщательно спланированный германским посольством, затеян для отвода глаз, чтобы опровергнуть слухи о войне, якобы готовящейся против СССР, и продемонстрировать приверженность Пакту о ненападении 1939 года. Об этом и было доложено руководству советской разведки несколько часов спустя.
До начала войны оставалось несколько дней. 17 июня 1941 года Зоя Воскресенская подала руководству докладную записку, касающуюся военных планов гитлеровского командования. Начальник внешней разведки Фитин повез подготовленные документы лично Сталину.
«Наша аналитическая записка, – вспоминая этот период, писала Зоя Ивановна, – оказалась довольно объемистой, а резюме – кратким и четким: мы на пороге войны. «Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время».
…Иосиф Виссарионович ознакомился с нашим докладом и швырнул его. “Это блеф! – раздраженно сказал он. – Не поднимайте паники. Не занимайтесь ерундой. Идите-ка и получше разберитесь”. Подчеркиваю, это было 17 июня 1941 года».
К сожалению, Сталин не смог правильно оценить полученную по разведывательным каналам информацию.
С первых дней Великой Отечественной войны Воскресенская-Рыбкина входила в состав Особой группы, возглавляемой Павлом Судоплатовым и занимавшейся подбором, организацией, обучением и переброской в тыл врага разведчиков и диверсантов. Зоя Ивановна, в частности, стала одним из создателей первого партизанского отряда, командиром которого стал Никифор Захарович Каляда — кадровый офицер, воевавший с немцами еще в Первую мировую войну. Из-за отпущенной густой бороды партизаны прозвали его Батей. Начальником штаба отряда назначили Леонида Васильевича Громова – бывшего начальника геологической экспедиции на острове Врангеля. 8 июля 1941 года группа, официально именовавшаяся в Центре партизанским отрядом № 1, на грузовой автомашине выехала в северный лесной массив по направлению Москва–Смоленск–Витебск.
Вскоре в отряде насчитывалось уже более ста человек, в основном – выходцев из десяти районов Смоленской области. Легендарное партизанское соединение Бати уже в 1941–1942 годах практически изгнало оккупантов из треугольника Смоленск–Витебск–Орша.
Воскресенская-Рыбкина была также причастна к формированию и заброске в тыл противника одной из первых разведывательных групп, которая, кстати, работала под необычным церковным прикрытием. Вот как об этом вспоминает в своих мемуарах Зоя Ивановна: «Я узнала, что в военкомат обратился епископ Василий, в миру – Василий Михайлович Ратмиров, с просьбой направить его на фронт, “чтобы послужить Отечеству и защитить от фашистских супостатов православную церковь”. Я пригласила епископа к себе на квартиру. Беседовали несколько часов. Василий Михайлович рассказал, что ему 54 года. Сразу же после начала войны он был назначен Житомирским епископом. Но Житомир вскоре был занят немецкими оккупантами, и тогда его назначили епископом в Калинин. Он рвался на фронт и потому обратился в райвоенкомат. Я спросила его, согласится ли он взять под свою опеку двух разведчиков, которые не помешают ему выполнять долг архипастыря, а он «прикроет» их своим саном. Василий Михайлович не сразу согласился, подробно расспрашивал, чем они будут заниматься и не осквернят ли храм Божий кровопролитием. Я заверила его, что эти люди будут вести тайные наблюдения за врагом, военными объектами, передвижением войсковых частей, выявлять засылаемых к нам в тыл шпионов. Епископ согласился…
Руководителем группы назначили подполковника службы внешней разведки Василия Михайловича Иванова (оперативный псевдоним – «Васько»). Вторым членом группы стал Иван Васильевич Куликов (оперативный псевдоним – «Михась») – 22-летний выпускник авиационного училища, являвшийся с начала войны сержантом истребительного батальона войск НКВД…
Владыка Василий каждый день у меня на квартире обучал их богослужению: молитвы, обряды, порядок облачения. Группа сложилась дружная, удачная. 18 августа 1941 года ее направили в прифронтовой Калинин. Службу они начали в Покровской церкви Пресвятой Богородицы, но 14 октября вражеская авиация разбомбила эту церковь, и епископ со своими помощниками перешли в городской собор». Вскоре немцы заняли Калинин. Владыка Василий обратился к бургомистру с просьбой взять его и помощников на довольствие. Через переводчицу владыка объяснил местному фюреру, что при советской власти был посажен в тюрьму и отбывал наказание на Севере. Он подчеркнул, что его главной заботой является духовная жизнь паствы, ею он крайне озабочен, к этому обязывает его высокий духовный сан. Молва о владыке Василии, ревностно пекущемся о своих прихожанах, быстро распространилась в городе. Люди потянулись к собору. А молодые, статные и красивые помощники владыки, отличавшиеся скромностью и строгостью нравов, быстро завоевали симпатии у местных жителей. Разведгруппа оперативно выполняла задания Центра. Разведчики налаживали связи с населением, выявляли пособников оккупантов, собирали материалы о численности и расположении немецких штабов, складов и баз с военным имуществом, вели учет прибывающих подразделений противника. Собранные сведения немедленно передавались в Центр через заброшенную к ним с парашютом радистку-шифровальщицу Любовь Бажанову (оперативный псевдоним – «Марта»)….
Результаты работы разведгруппы были убедительными. Кроме переданных в Центр шифрованных радиодонесений, «Васько» и «Михась» выявили две резидентуры и более тридцати агентов, оставленных гестапо в тылу советских войск, составили подробное описание тайных складов оружия. Патриотический подвиг епископа Василия Ратмирова был высоко оценен. За то, что он проявил мужество и не бросил в трудный час свою паству, решением Синода ему был присвоен сан архиепископа. Позже по указанию патриарха Алексия владыка Василий был назначен архиепископом Смоленским. От советской же разведки Василий Михайлович получил в знак благодарности золотые часы. «Васько», «Михась» и «Марта» были награждены орденами. Все участники группы были также отмечены медалями «Партизану Отечественной войны» I степени.
Из списков юношей и девушек, требовавших немедленной отправки на фронт, Зоя Ивановна отбирала радистов, переводчиков со знанием немецкого языка, парашютистов, лыжников, «ворошиловских стрелков», разрабатывала для них легенды. При этом каждый из сотрудников особой группы тоже готовился к тому, чтобы в любой момент направиться за линию фронта. Готовилась к этому и Зоя Ивановна, разучивая роль сторожихи на переезде у маленькой железнодорожной станции, находившейся в тылу у немцев. Однако судьба распорядилась по-другому.
Муж Зои проходил в это время подготовку для разведывательной работы в Швеции. Он должен был туда выехать советником посольства и резидентом. Руководством разведки было принято решение направить вместе с ним и Зою Ивановну. Так, в конце 1941 года чета Ярцевых оказалась в Стокгольме. Официально «Ирина» (оперативный псевдоним Воскресенской) значилась пресс-атташе советского посольства, которое возглавляла легендарная Александра Коллонтай. По линии разведки Зоя являлась заместителем резидента. Сбор разведывательной информации, активная вербовочная работа, поддержание контактов с участниками антифашистского сопротивления в ряде европейских стран — таков неполный круг оперативных вопросов, которыми пришлось заниматься «Ирине» в Швеции.
Вновь обратимся к мемуарам Павла Анатольевича Судоплатова. «В дипломатических кругах Стокгольма, – говорится в них, – эту русскую красавицу знали как Зою Ярцеву, блиставшую не только красотой, но и прекрасными знаниями немецкого и финского языков. Супруги пользовались большой популярностью в шведской столице».
При встрече Александра Коллонтай сразу очертила круг вопросов, интересующих советскую сторону:
«Мы заинтересованы, чтобы Швеция и далее оставалась нейтральной, ведь это одна из важнейших площадок в Европе, с которой мы можем вести наблюдение за противником. Другая наша задача – противопоставить клеветнической пропаганде гитлеровцев и их пособников в Швеции правду об СССР и советском народе. Будем выпускать «Информационный бюллетень», сообщать сводки Совинформбюро. На русском, шведском и английском языках». Бюллетень имел большой успех. Вначале его тираж не превышал тысячи экземпляров, но скоро возрос до двадцати, а после парада 7 ноября 1941 года на Красной площади, с которого солдаты ушли прямо на фронт, – и до тридцати тысяч. У витрины «Интуриста» на Вокзальной площади всегда толпился народ. Публику привлекали карикатуры Кукрыниксов. Шведские газеты публиковали очерки, статьи и рассказы Алексея Толстого, Константина Паустовского, Ильи Эренбурга.
Посольству долгое время не удавалось пробить демонстрацию советских фильмов, – отказывались владельцы кинотеатров, ссылаясь на «некоммерческий характер» предлагаемых лент. Но выход нашелся: для пресс-бюро подобрали помещение с кинозалом, и статус «экстерриториальности» позволил показать жителям Стокгольма трилогию Донского о Горьком, «Мечту», «Цирк»… Услышав по радио «Ленинградскую симфонию» Шостаковича, Зоя Ивановна попросила выслать партитуру, установила контакт с Гётеборгским симфоническим оркестром. Заключительные аккорды завороженная публика слушала стоя. Советская пропаганда имела оглушительный успех.
Зоя собирала информацию о военных планах Германии. Она обеспечивала агентурное наблюдение в Швеции, Норвегии и Дании за действиями немцев. Фиксировались все грузы, проходящие через Швецию, регистрировалась переброска в Финляндию немецкой техники и армии. В Центр шла информация — немцы готовят сверхсекретное оружие, способное уничтожить все живое. Тяжелую воду для него вывозят из Норвегии.
Зоя сама шифровала, печатала «почту», писала тайнописью. Ей приходилось работать по 16-18 часов в сутки, она вербовала людей, контактировала с антифашистскими движениями в Европе, и все это под наружным наблюдением. Борис Рыбкин усиленно занимался теннисом и регби. Конечно, не ради спортивного увлечения — просто на корте собирались дипломаты и шведские промышленники, торгующие с иностранными государствами. Здесь заключались торговые сделки и формировалось общественное мнение.
По заданию Центра начались поиски контактов с людьми, которые способствовали бы выводу Финляндии из войны. Потом последовало новое оперативное указание Центра о том, что необходим человек, которому можно доверить передачу «Красной капелле» нового шифра и кварцев для радиостанции. Супруги долго ломали голову, кому поручить такое деликатное дело. Предстояло найти кого-то, кто бы имел деловые связи с фашистской Германией и совершал регулярные поездки из Стокгольма в Берлин. Такой человек вскоре нашелся. Зоя познакомилась с женой шведского промышленника, русской по национальности, и вопрос был решен. Ей предстояло передать шифр для радиостанции, но как его провезти? Она взяла кусок тончайшего белого шифона и приклеила кончики воздушной материи к листу бумаги, вставила эту комбинированную прослойку в пишущую машинку и напечатала на ней шифр, порядок пользования им и условия работы радиостанции. Затем срезала куски шифона и сняла его с бумаги. Напечатанный текст оказался совершенно незаметным – прочесть его можно было, только наложив шифон на белый лист бумаги. Затем купила два совершенно одинаковых галстука, распорола один из них и вырезала из его внутренности часть фланели, которая прилегает к шее. Ее-то она и заменила сложенным раз в восемь шифоном с текстом, напечатанным на машинке. Вскоре проинструктированный Директор с вшитым в галстук лоскутком шифона с шифром и коробкой кварцев отправился в рейс. Поездка прошла удачно, и в этот, и в следующий раз тоже.
Но вскоре все члены «Красной капеллы» были арестованы и казнены. Получив это сообщение, чета разведчиков просидела всю ночь, не сомкнув глаз и решая один важный вопрос: не виноват ли в этом их новый агент, «Директор»? Рыбкин был отозван в Москву. Вскоре вернулась и Зоя. После окончания войны выяснилось, что «Красная капелла» провалилась по другой причине.
Не будет преувеличением сказать, что во многом благодаря усилиям четы Рыбкиных Швеция до конца войны так и осталась нейтральной, а Финляндия до срока (20 сентября 1944 года) вышла из гитлеровской коалиции. Это был главный подвиг в жизни Зои Воскресенской и ее мужа. Говорят, когда разведчицу представили к ордену Ленина, почему-то заартачился Берия — не захотел награждать высшей советской наградой «бабу». Позже выяснилось любопытное. Когда Воскресенская вернулась в Москву, один из ее агентов в Стокгольме наотрез отказался работать с новым резидентом. Ему никакого дела не было до родины социализма — он просто был без памяти влюблен в «Ирину». Центр этот источник потерял навсегда.
Возвратившись домой, Зоя Ивановна нашла своих близких в бедственном положении, выжили они в войну просто чудом. Ирина переводила матери всю зарплату в валюте и считала, что они с сыном хорошо обеспечены. Но обмен на рубли давал лишь добавочное ведро картошки — в Швеции на эти же деньги можно было бы купить отличную шубу.
После окончания войны Бориса Рыбкина назначили начальником отдела Управления внешней разведки, а Зоя Ивановна стала заместителем начальника отдела в другом управлении. Она занималась привычной аналитической работой, определяя, какими человеческими ресурсами располагает поверженная Германия: используя данные переписи 1939 года, она подсчитывала подлежащих призыву в действующую армию и на трудовой фронт. В 1947 году, когда Москва праздновала 800-летие, супруги Рыбкины впервые за двенадцать лет совместной жизни получили отпуск… «Мы бродили по окрестностям Карловых Вар, – вспоминала она потом, – и мечтали, что, уйдя в отставку, попросим дать нам самый отсталый колхоз или район и вложим в него весь наш жизненный опыт, все, что познали в странствованиях: финскую чистоплотность, немецкую экономность, норвежскую любознательность, австрийскую любовь к музыке, английскую привязанность к традициям, шведский менталитет, в котором объединились благоразумие, зажиточность и тот внешний вид, когда трудно определить возраст – от 30 до 60. Мы ничего не нажили – зато у нас была великая жажда познания. А еще в те дни мы пережили взлет влюбленности. «Это наше, хотя и запоздалое, свадебное путешествие», – смеялся Борис».
Путешествие неожиданно прервала срочная телеграмма, и супруги разъехались. Борис Аркадьевич отправился в Баден, на встречу с курьером, а Зоя Ивановна – домой, в Москву. Позже, вспоминая свои ощущения перед расставанием, она писала: «В ту ночь рыдала, не знаю отчего. Мне кричать хотелось: все, мы больше не увидимся». К концу 1947 года резидент в Праге Борис Рыбкин создал нелегальную резидентуру, действовавшую под прикрытием экспортно-импортной компании по производству бижутерии, используя ее в качестве базы для возможных диверсионных операций в Западной Европе. Чешская бижутерия известна во всем мире, и это облегчало Рыбкину задачу создания дочерних компаний-дилеров в наиболее важных столицах Западной Европы и Ближнего Востока. Однако в конце 1947 года произошло несчастье, кардинально изменившее жизнь Зои Воскресенской. Ее муж, начальник одного из ведущих оперативных отделов внешней разведки полковник Борис Рыбкин, погиб под Прагой в автомобильной катастрофе. Зоя Ивановна не верила в официальную версию гибели мужа. «2 декабря меня привезли в Клуб имени Дзержинского. Гроб был в цветах, было очень много венков. Я склонилась над Борисом. Лицо не повреждено, руки тоже чистые, ни ссадин, ни царапин. Но когда я хотела поправить надвинувшуюся на щеку розу, то увидела за правым ухом зияющую черную дыру (?). Урну с прахом захоронили на Новодевичьем кладбище».
Не могла опытная женщина-военнослужащая перепутать пулевое ранение с обычной, пусть даже смертельной травмой. Вопрос о смерти мужа мучил ее на протяжении десятилетий. Кому и зачем понадобилась смерть полковника Рыбкина? Возможно, она явилась результатом борьбы внутри системы.
Сразу после похорон мужа Зоя Ивановна написала министру госбезопасности Абакумову рапорт с просьбой перевести ее на работу в 4-е управление и поручить ей вести дальше дела полковника Рыбкина. Ей было в этом отказано, хотя «мы с Борисом Аркадьевичем были на одинаковых должностных ступенях».
Весной 1953 года, когда полковнику Воскресенской оставалось до пенсии немногим больше года, умер Сталин. В это время Зоя Рыбкина выполняла спецзадание в Берлине. Берия, выступая против строительства социализма в Восточной Германии, планировал создать единое немецкое государство. Он искал различные пути для переговоров с канцлером ФРГ Аденауэром. В частности, через немецкие контакты кинозвезды Третьего рейха Ольги Чеховой, являвшейся тайным советским агентом.
26 июня 1953 года Рыбкина встретилась с Чеховой. Но именно в этот день в Москве был арестован «заговорщик» Лаврентий Павлович Берия. Разведчице приказали немедленно возвращаться, и ее контакт по поводу воссоединения Германии был оборван.
На Лубянке тем временем начались аресты. Под подозрение брали каждого. Вслед за Берией был арестован генерал-лейтенант Павел Анатольевич Судоплатов, с которым бок о бок Воскресенская проработала два десятка лет. Разведчица не отказалась от своего начальника — на партийном собрании, где ее выдвигали в партком Управления внешней разведки, Зоя Ивановна взяла самоотвод, объяснив это тем, что с Судоплатовыми они дружила семьями. Её уволили «по сокращению штатов». До пенсии ей не хватало года, а приказ о двухлетнем пребывании в Китае не смогли разыскать. Полковнику Воскресенской предложили поехать в Воркутинский лагерь для особо опасных преступников на должность начальника спецотдела, которую занимал старший лейтенант, ожидавший замены. Она дала согласие.
— За что вас в бандитский лагерь? – с ходу полюбопытствовал у Зои Ивановны местный начальник спецотдела.
— Меня прислали не за что-то, а для работы, – ответила она.
Появление Зои Воскресенской в Воркуте произвело сенсацию. В свои сорок восемь лет она была по-прежнему красива. «Оказалось, что во всей Коми АССР, – вспоминала потом Зоя Ивановна, – появился единственный полковник, да и тот – женщина! Даже министр внутренних дел был майором, а начальник внутренних войск – подполковником. В местных парикмахерских втрое увеличилась клиентура, в парфюмерном магазине раскупили весь одеколон. Под разными предлогами в мой кабинет заходили начальники и сотрудники других отделов. «Два года в Воркуте стали для меня большой жизненной школой. Я познакомилась с тысячами изломанных, исковерканных судеб. Видела и пыталась помочь тем, кто наказан несправедливо».
Перед совещанием руководящего состава офицеров особо инструктировали: вместо «ссучиться» (что означало «работать на администрацию») говорите «сотрудничать».
Сначала ей приходилось тяжело. На четвертый день работы случился тяжелейший сердечный приступ: сказалась нехватка кислорода. Потом она привыкла, проработала необходимые полгода, но вместо того, чтобы уйти на пенсию, задержалась еще на год. Выезжала лектором-международником в воинские части, бывала у заключенных, работавших в шахтах. По привычке обращалась к ним: «Товарищи!» Ее поправляли: «Мы не товарищи, а зеки».
— Но вы будете товарищами! — уверенно отвечала Воскресенская.
В 1955 году Зоя Ивановна вышла в отставку, получив пенсию МВД, а не КГБ. В 50 лет полковник разведки Рыбкина оказалась не у дел. Чтобы не сойти с ума, по совету матери она взялась за перо.
Впервые Зоя Воскресенская появилась в издательстве «Детская литература» в 1956 году с повестью о комсомольцах, мечтавших сражаться с фашистами на стороне испанских республиканцев. Несмотря на то, что в повести, как выразился редактор, «есть отдельные весьма любопытные места», рукопись печатать не стали. Ей посоветовали писать рассказы.
Зоя Воскресенская… У миллионов людей это имя вызывает трепетные школьные ассоциации: «программные» книги о Володе Ульянове, повести о детях. Трудно представить, как бы складывалось воспитание целого советского поколения без книг Зои Воскресенской «Сквозь ледяную мглу» (издана в 1962 году), «Встреча» (1963), «Сердце матери» (1963-65), «Девочка в бурном море» (1965-69), «Дорогое имя» (1970) и других. Книга «Сердце матери» трогательно рассказывает о семье Ульяновых, о жизни матери Владимира Ильича Ленина Марии Александровны Ульяновой. Книга легла в основу кинофильмов «Сердце матери» и «Верность матери», получивших широкое признание у нас и за рубежом. Эта книга-маяк выводила жизнь целого поколения советских людей на правильный курс. С книгами Зои Воскресенской был знаком каждый советский первоклашка. Со страниц букваря Зоя Ивановна трогательно и мудро рассказывала юным строителям коммунизма о детских годах вождя мирового пролетариата и правильном воспитании маленького Володи Ульянова в семье.
Произведения Зои Воскресенской выходили в стране огромными тиражами, по ним снимались художественные фильмы. Только за период с 1962 по 1980 год ее книги были опубликованы тиражом в 21 миллион 642 тысячи экземпляров! За литературную деятельность Зое Воскресенской присуждена Государственная премия СССР за 1968 год, а в 1980 году — премия Ленинского комсомола. Её книги изданы на шестидесяти языках. Зоя Воскресенская выступала на слетах красных следопытов, поддерживала связь с детскими домами, отдавала им свои гонорары. Она дожила до того времени, когда из библиотек начали изымать ее книги: и «Консула» — роман о любви и служении Отечеству, и «Девочку в бурном море» — первую, по сути, книгу о советском человеке за рубежом, и даже рассказы о птицах — «Лесной доктор», «Петя-пересмешник», «Гнездо на балконе».
Уже смертельно больная Воскресенская, узнав, что ее «рассекретили», спешно принялась за последнее свое произведение — книгу «Теперь я могу сказать правду». До ее выхода в свет Зоя Ивановна не дожила нескольких месяцев.
В день ее похорон 8 января 1992 года одна из центральных газет писала, что «Зоя Ивановна всю свою жизнь служила делу, служила своей Родине».
Юлию Галкину, сыгравшую роль Зои Вознесенской в художественно-документальной ленте «Две жизни полковника Рыбкиной», спросили:
– А что оказалось самым сложным в роли Зои Ивановны?
– Показать её смирение. То смирение, с которым она прошла через все свои испытания. В том числе физические. Известна история, когда она должна была сблизиться с одним из дипломатических представителей в Харбине. И она инсценировала падение с велосипеда, реально подвернув себе ногу, чтобы таким образом попасть в дом к тому, к кому было нужно. Сама ломала себе нос, чтобы получить визу в Германию. Вообще, понять людей того поколения с наших сегодняшних позиций сложно. Они истово верили в идею, целиком и полностью отдавались служению своей стране, своему Отечеству. Особенно тяжело было понять, как могла посвятить себя этой работе женщина, от красоты и обаяния которой сходила с ума вся Европа. У этих людей была глобальная, неистребимая вера в лучшее будущее своей страны. И за это их хочется любить, а их роли с удовольствием играть на сцене и в кино.