Эрнесто Че Гевара. Смертью смерть поправ

Опубликовано: 10.10.2014 Автор: mifov.net в рубрике Сила противодействия

Эрнесто Че Гевара. Смертью смерть поправ

15 октября 1967 года Фидель Кастро выступил по телевидению и радио. Он подтвердил факт гибели Че Гевары и объявил тридцатидневный траур на Кубе, а 9 октября провозгласил Днем героического партизана. Летом 1968 года Фидель сделал сенсационное заявление: кисти рук, посмертная маска Че и его «Боливийский дневник» похищены «неким доброжелателем». В том же году дневник оказался на Кубе. Руководство страны, убедившись в подлинности дневника, решило издать его большим тиражом для бесплатного распространения среди кубинцев, а затем безвозмездно передать зарубежным издательствам копию дневника для его публикации в других странах. Выступая по гаванскому телевидению, Фидель Кастро продемонстрировал кубинцам фотокопии дневника Че, а также других документов, захваченных боливийскими властями при его пленении.

Впоследствии Фидель назвал имя «загадочного доброжелателя», переправившего дневник Че в Гавану. Им оказался боливийский министр внутренних дел Антонио Аргедес. Он был агентом ЦРУ, симпатизировавшим кубинской революции и считавшим своей целью «не позволить империализму Соединенных Штатов подделать или извратить дневник Че Гевары». Руки Че Гевары, которые были ампутированы через три дня после его гибели, то есть 11 октября 1967 года, также внезапно исчезли и в январе 1970 года оказались на Кубе.

В СССР до «перестройки» выходили в свет биографии Че Гевары, в том числе в серии «Жизнь замечательных людей». Но у читателя таких биографий формировался вполне определенный образ Че как бесстрашного и неугомонного, но поверхностного революционера-романтика, недостаточно усвоившего «научный социализм». Отчасти такое искажение усугублялось борьбой КПСС с Компартией Китая. Сторонники КПК в странах Азии и Латинской Америки в противовес «советскому ревизионизму» настойчиво подчеркивали единые корни «философии крестьянской войны» Мао Цзэдуна и внешне аналогичных взглядов Че Гевары.

Только в 2006 году российский читатель получил возможность подробно ознакомиться с теоретическим наследием Че Гевары по книге «Эрнесто Че Гевара. Статьи, выступления, письма». Во введении к сборнику составители справедливо отмечают, что такое опоздание на 40 лет» не случайно, ибо Че был в равной степени подозрителен и ненавистен как для псевдомарксистов постсталинского квазисоциализма, так и для липовых демократов квазикапитализма, для самодовольных чиновников, воинствующих националистов, апологетов любого статус-кво».

Сегодня эмблему Че можно увидеть на кепках, кружках, различных продуктах питания, ее используют рестораторы и даже миллиардеры, щеголяющие в футболках с изображением Гевары. Однако стоит понимать, что когда богемная скучающая публика превозносит латиноамериканского команданте — это не более чем китч. Система, против которой воевал Гевара, вместо того, чтобы вымарывать его образ, приняла его, впитала в себя, извратив и опошлив до неузнаваемости. И в этом его трагедия. Западная система многомерна и потому умеет обращаться с врагом, помещая его на периферию, а затем втягивая в свое нутро. Именно это и обеспечивает ее живучесть.

Эрнесто Гевара родился в семье архитектора с левыми взглядами. В период юности глубочайшее впечатление на Эрнесто произвели испанские эмигранты, бежавшие в Аргентину от франкистских репрессий в ходе гражданской войны в Испании, а также непрерывная череда грязных политических кризисов в родной стране, апофеозом которой стало установление «левофашистской» диктатуры Хуана Перона, к которому семья Гевары относилась враждебно. Подобного рода события и влияния на всю оставшуюся жизнь утвердили в юноше презрение к пантомиме парламентской демократии, ненависть к военным политикам-диктаторам и армии как средству достижения их грязных целей, к капиталистической олигархии, но более всего — к американскому империализму, готовому пойти на любое преступление ради выгоды в долларовом эквиваленте. Он окончил медицинский факультет университета Буэнос-Айреса и, хотя его дипломная работа была посвящена проблемам аллергии, решил заниматься лечением проказы. «Аллергия — болезнь богатых, — заявил он, — бедняки о ней ничего не знают». На мотоцикле вместе c другим медиком Альберто Гранадо он исколесил всю Латинскую Америку, работал в лепрозориях Перу, Чили и Боливии. Оказавшись за пределами благополучной на тот момент Аргентины, молодой врач увидел на остальной части континента такое, что перевернуло его душу. Нищие крестьяне, находящиеся в рабской зависимости от латифундистов. Рабочие-шахтёры, которые за гроши работали по 12-14 часов в день на иностранные монополии и редко доживали до 30 лет. Любой протест этих несчастных людей подавляли правительственные войска и «эскадроны смерти». И он понял, что прежде чем лечить тела, необходимо исцелить души латиноамериканцев. Уже в середине 50-х годов прошлого века Гевара принял участие в восстаниях в Боливии и Гватемале, и ЦРУ тут же завело на него досье как на врага Соединенных Штатов и опасного коммунистического агитатора.

Нужно сказать, что апологеты американского империализма, также как и правящего в России олигархического режима, не случайно все активнее выступают не только против геваризма, но и против христианства. По их мнению, весь Новый Завет пропитан коммунистическим духом: «Имущие должны иметь как неимущие, и покупающие как не приобретающие, и пользующиеся миром сим как не пользующиеся»; «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут». Искреннее возмущение вызывает и чёткое указание Иисуса Христа: «Не можете служить Богу и маммоне (богатству)». Остается лишь логически продолжить мысль: если Иисус Христос не устраивает капиталистический мир в качестве нравственного ориентира, то, значит, поклонников золотого тельца устраивает его антипод — антихрист, сатана.

И тем ни менее невозможно отрицать того факта, что ранние христианские общины были основаны именно на коммунистических принципах. В «Деяниях апостолов» так сказано о первых христианах: «Все же верующие были вместе и имели всё общее: и продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде всякого» (Деяния 2,46). «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но всё было у них общее» (Деяния 4,32). «Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам Апостолов; и каждому давалось, в чём кто имел нужду»
(Деяния 4, 34-35).

Николай Сергеевич Леонов, генерал-лейтенант КГБ СССР, долгие годы возглавлявший информационно-аналитическое управление ПГУ (внешняя разведка), познакомился с Че Геварой еще летом 1956 года. Сам Николай Сергеевич до сих пор остается приверженцем социалистического строя. «Человеческая мечта о равенстве родилась многие тысячелетия назад. Не большевики, не Маркс «изобрели» социализм. Корни человеческой мечты о равенстве и братстве уходят в древнее, а значит, подлинное христианство», — говорит он. «То, что не является продуктом человеческого труда — земля, вода, недра, леса и т. д., не может быть частной собственностью. Не могут быть отняты у общества и переданы в частную собственность огромные производства, обществом же созданные, а тем более целые отрасли экономики», — отмечает он.
В 1956 году Че Гевара по воле случая оказывается в Мексике, где знакомится с братьями Кастро, которые готовят в этот момент экспедицию на Кубу. Ему предлагают место врача в повстанческом отряде. Он соглашается, и вскоре легендарная яхта Гранма причаливает к берегам острова. Целый год Гевара и другие барбудос (так прозвали повстанцев за длинные бороды, которые они отказывались сбривать до тех пор, пока не освободят Кубу) ведут изнурительную борьбу. «У нас кружилась голова: то ли от крепкой “Гаваны”, то ли от дерзости наших планов — один отчаяннее другого», — вспоминал Гевара. В отряде Кастро он и получил прозвище Че, что в переводе значит «эй» — Гевара постоянно употреблял это восклицание в разговоре.

1 января 1959 года бойцы Че взяли штурмом город Санта-Клара и открыли повстанцам путь на Гавану. «Твоя сильная и славная рука простерлась над историей, когда вся Санта-Клара проснулась, чтобы увидеть тебя, команданте Че Гевара», — говорится в знаменитой кубинской песне.

Придя к власти, барбудос не сразу стали строить на Кубе коммунизм. Но Гевара, который, фактически, стал вторым человеком в стране, настаивал: «или социалистическая революция, или пародия на революцию. Он был одним из авторов аграрной реформы, в результате которой земля из рук латифундистов, полностью контролировавших ранее политическую жизнь страны, перешла в руки крестьян.

После неудачной высадки американцев на Плайя-Хирон кубинцы захватили множество пленных, и среди них был один темнокожий. И хотя Гевара часто отпускал захваченных в плен солдат и даже оказывал им медицинскую помощь, в данном случае он был неумолим. «Белые понятно, — сказал он, — они воюют за то, чтобы вернуть себе свои казино и публичные дома, но тебя даже близко к ним не подпускали. Как же ты мог пойти против нас? Кто ты после этого?» И темнокожего наемника судили по всей строгости закона.

Власть не вскружила голову Че. Заняв в 1959 году пост первого Президента Национального банка Кубы, он назначил себе самую низкую зарплату. Будучи в 1961 – 1965 гг. первым Министром промышленности Кубы жил в крохотной комнате, спал на железной походной кровати, но никогда не выпускал изо рта длинную толстую сигару. Уезжая в Боливию, в своем прощальном письме Фиделю Кастро Че написал «Горжусь тем, что ничего не оставляю своим детям».

Во многих странах сразу после гибели Че были изданы собрания его статей и речей, имеющих несомненное теоретическое значение. Однако в СССР первая теоретическая работа Че Гевары была опубликована только в 1987 году. Почему?
Победа кубинской революции вновь актуализировала вопрос о формах и методах вооруженной революционной борьбы, о путях взятия власти. В 1963 году Че Гевара пишет статью «Партизанская война как метод», посвященную роли традиционной латиноамериканской герильи в современной революционной борьбе. Фактически статья является анализом соотношения вооруженной и мирной борьбы за овладение политической властью. Че корректно, но очень последовательно показывает, что парламентские пути борьбы коммунистов за власть, официально канонизированные в рамках «политики мирного сосуществования государств с различным общественно-политическим строем» имеют свои серьезные ограничения и недостатки, поскольку парламентский путь невозможен без компромиссов с идеологическим противником, а компромиссы нередко оборачиваются обманом пролетариата. Че пишет: «Опасно такое распространенное явление, когда лидеры прогрессивных партий, стремясь на какое-то время сохранить путем использования отдельных аспектов буржуазной демократии более благоприятные условия для революционной деятельности, путают понятия (это часто происходит в горячке революционной борьбы) и забывают о своей конечной цели – взятии власти».

Исходя из идеи партизанской, то есть народной борьбы, Че Гевара (вслед за классиками марксизма) напоминает, что «насилие не является привилегией эксплуататоров, эксплуатируемые имеют такое же право на него, а в определенные моменты истории они ОБЯЗАНЫ прибегнуть к такому праву».

По этой причине многие отождествляют взгляды Мао Цзэдуна и Че Гевары. Действительно, и тот и другой исходили из приоритетов борьбы крестьянских движений, которая развивается от деревни к городу. Однако есть и различия.
Взгляды Мао Цзэдуна сформировались в период с 1937 по 1945 год под влиянием сталинистского Коминтерна. В своих работах Мао Цзэдун говорит, во-первых, о революции НАЦИОНАЛЬНОЙ, которую осуществляют «китайское крестьянство», «китайские рабочие» и «китайская буржуазия» против иностранного (прежде всего японского) «империализма», и, во-вторых, о революции БУРЖУАЗНО-ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ («новодемократической»), задача которой «победить феодальные силы и иностранных империалистов». Мао Цзэдун неоднократно и недвусмысленно подчеркивает, что рассматривает китайскую буржуазию (за исключением компрадорской верхушки) как ПРОГРЕССИВНЫЙ И РЕВОЛЮЦИОННЫЙ КЛАСС, заинтересованный в сокрушении империалистических держав, поскольку они «подавили национальный капитал Китая». Отсюда деревня – не «слабое звено», не тактический пункт, а главный бастион революции, так как там находится «самая угнетенная», наиболее многочисленная и революционная часть мелкой буржуазии – крестьянство.

Че Гевара также пишет: «Ареной борьбы должна стать сельская местность. И уже оттуда, опираясь на отряды крестьян, стремящихся осуществить те коренные цели, за которые призвано бороться крестьянство (справедливое распределение земли – первая из них), революция двинется на города. Основываясь на идеологии рабочего класса, чьи великие мыслители открыли управляющие нами законы общественного развития, крестьянство Америки создаст великую освободительную армию будущего, как это произошло на Кубе». Вместе с тем, очевидно, что Че Гевара отрицает какую бы то ни было революционную роль национальной буржуазии стран Латинской Америки: «В современных исторических условиях Латинской Америки национальная буржуазия не может возглавить антифеодальную и антиимпериалистическую борьбу. Опыт показывает, что в наших странах этот класс, даже когда его интересы противоречат интересам империализма янки, оказывается неспособным пойти на столкновение с ним, поскольку парализован страхом перед социальной революцией».

И, наконец, самое главное отличие взглядов Че от социал-патриотических идей Мао Цзэдуна, — это интернационалистский подход: «Америка, равно как Африка, Азия и Океания – это части единого целого, в котором экономическое развитие было изуродовано деятельностью империализма». В соответствии с тем, что страны Латинской Америки вошли в систему мирового разделения труда как страны «монокультур», «монопродуктов» и «монорынков», их борьба за освобождение должна быть общей борьбой, поддержанной СССР и странами «социалистического лагеря». «С учетом подобной ситуации в полушарии кажется маловероятным, что победа может быть достигнута и закреплена в какой-нибудь одной стране. Союзу сил репрессий необходимо противопоставить союз народных сил».

Однако в 60-е годы маятник мысли советских псевдомарксистов бесповоротно качнулся к «социализму рыночному», в рамках которого «хозрасчет» и «материальное стимулирование» были объявлены «важнейшими рычагами социалистической экономики». Полемизируя с ними, Че Гевара писал в своих «Пражских тетрадях»: «Для меня закон стоимости равнозначен капитализму. Там, где хотя бы косвенно используется закон стоимости, там мы контрабандой импортируем капитализм». Вместо этого Че Гевара предлагал ориентироваться на себестоимость произведенной продукции, вокруг которой будут колебаться цена этой продукции на внешнем и внутреннем рынке. «Необходимо разработать цельную систему проведения анализа себестоимости, которая систематически, с одинаковым постоянством поощряла бы – или наказывала – успехи или неудачи в борьбе ЗА ЕЕ СНИЖЕНИЕ» на основе роста производительности труда. Главным фактором такого роста Че Гевара видел постепенное усиление централизованного планирования в экономике, не мыслимое, однако, без демократических форм контроля за производством и управлением.

Таким образом, рынок для Че Гевары всегда был категорией капитализма, которая в определенных условиях и до определенного времени может действовать в обществе переходного периода. В соответствии с этим, показателем «созревания» социалистического общества по Че Геваре должно быть постепенное СВЕРТЫВАНИЕ товарно-денежных отношений, вытеснение их эффективным плановым хозяйством. Этот пункт оказался главным разногласием между Че и советскими экономистами, которые, с множеством ссылок на поздние работы Ленина (и на сталинский принцип «от каждого по способности – каждому по труду») отстаивали необходимость развития «социалистического рынка» в виде «хозрасчета», «материального стимулирования» и т.д.

«Ошибка СССР, — писал Че Гевара, — состоит в том, что материальный стимул понимается лишь в одном своем смысле – капиталистическом, хотя и централизованном. Важно же показать трудящемуся его долг перед обществом и наказывать его экономически, если он его не выполняет. Когда же он дает сверх должного, надо награждать его; поощрение может носить и материальный, и моральный характер, но в первую очередь должно выражаться в предоставлении возможности повысить квалификацию, перейти к работе на более высоком технологическом уровне». В этом последнем Че Гевара и видел бесспорные преимущества плановой экономики в исторической перспективе.

Че Гевара проводит четкий водораздел между ленинским периодом советской истории и «буржуазным ревизионизмом Хрущева». Последний отличается от первого тем, что возникло желание «построить социализм из элементов капитализма, не меняя последние по существу. Это ведет к созданию гибридной системы, которая заводит в тупик.

Че Гевара не стал сторонником теории госкапитализма как нового эксплуататорского общества: «Я не хочу доказать, что в Советском Союзе существует капитализм. Я хочу сказать лишь, что мы являемся свидетелями некоторых феноменов, происхождение которых связано с кризисом теории, а теоретический кризис возник потому, что было забыто о существовании Маркса». В конце 1964 года, после очередного посещения Москвы, Че Гевара обращал внимание, что в СССР вернулись к материальным стимулам, конкуренции и дифференциации в зарплате. «Начальники получают все больше и больше … У лидеров нет никакой ответственности перед массами». В этом Че Гевара видел одну из кардинальных причин отставания СССР от экономически развитых стран Запала.

Поэтому не вызывает удивления, что первым этапом «школы коммунизма» Че Гевара считал партизанское движение. Если «единственный выбор для партизан – смерть или победа, в момент, когда смерть – это постоянно присутствующая реальность, а победа – миф, о котором революционер может только мечтать», то, очевидно: выдержать такое испытание могут только люди, имеющие огромный запас революционного идеализма и лишенные корыстных мотиваций. «Партизанская борьба, осада казармы Монкада, поражение, … выдержать это могли люди, имеющие только ЛУЧШИЕ человеческие качества, высокую сознательность и боевой дух».

Именно этот критерий был в течение многих десятилетий главным и в большевистской партии. Хранителями революционных нравственных традиций считались те, кто имел многолетний стаж подпольной борьбы против царизма. В связи с этим, революционный вождь – не просто «первый среди равных», но, тот, кто первым готов пожертвовать своими личными интересами и, если нужно, отдать жизнь за дело революции. Эту неразрывность слова и дела Че Гевара не только пропагандировал, но доказал и всей своей жизнью, и героической смертью. «Личность, — писал он, — выполняет мобилизующую и руководящую роль в ТОЙ МЕРЕ, в какой она воплощает самые высокие качества и стремления народа, и не сбивается с пути … Мы, социалисты, свободнее остальных, потому что мы более цельны, мы более цельны, потому что более свободны. Наше самопожертвование сознательно. Это цена, которую мы платим за свободу, которую мы строим».
Вместе с тем. Че Гевара понимал, что революционное прошлое само по себе не гарантирует сохранения высоких моральных качеств. Контрреволюция может не только угрожать извне, но и ползучим образом развиваться изнутри движения в том случае, если появляются привилегии «для избранных», если начнется расслоение революционной организации по материально-имущественному признаку. «Контрреволюционером, — говорил Че, — является и тот, кто, используя свое влияние, сначала приобретает себе дом, затем обзаводится автомобилями, а далее достает себе продукты вне карточной системы, а потом имеет все, чего нет у народа». И сам революционер, и члены его семьи должны делом доказывать свою приверженность идее социального равенства: «Наши дети должны иметь то и не иметь того, что имеют и чего не имеют дети обычных людей. Наши семьи должны понимать это и бороться за это. Революция делается через человека, но человек должен изо дня в день выковывать в себе дух революции». По воззрениям Че Гевары, революционеры должны быть первыми, кто бы разорвал порочный круг, при котором товарно-денежные отношения культивируют неравенство, и таким образом деформируют личность, а деформированная капитализмом личность будет всегда стремиться к материальному успеху за счет других. Рост социалистических отношений в экономике не может быть отделим от воспитания новой личности, освобождающейся от психологических стереотипов, порожденных социальным неравенством.

Таким образом, именно новый человек и новые социальные отношения, а не индустриализация, технический рост, или даже производительность труда являются целью революции. «Мы … поставили себе цель создать последовательную или почти последовательную марксистскую социалистическую систему, в центр которой был поставлен человек, где прямо говорится о роли индивида, говорится о человеке, как о сущностном факторе революции».

Видя в бедных и развивающихся странах гигантский резерв мирового социализма, Че Гевара в своем знаменитом выступлении на Втором экономическом семинаре солидарности стран Азии и Африки в Алжире в феврале 1965 года резко критиковал «социалистические страны» в первую очередь за «коммерческий подход» к национально-освободительной борьбе. «О какой «взаимной выгоде» идет речь, если по ценам мирового рынка продается сырье, стоимость которого определяется потом и безграничным страданиями народов отсталых стран, и закупается – по ценам того же рынка – оборудование, произведенное на крупных современных автоматизированных предприятиях». Он указывал на фальшь деклараций о развитии взаимовыгодной торговли, основанной на ценах, которые закон стоимости и международные отношения неэквивалентного обмена навязывают отсталым странам. Особенно сильно оратор критиковал ситуацию, когда коммерческая прибыль извлекается из поставок вооружения из стран «соцлагеря» антиимпериалистическим силам. Развивая данный тезис, Че Гевара писал: «Применяя эти критерии к типу экономических отношений между двумя группами наций, мы приходим к выводу, что социалистические страны в определенной степени выступают как сообщники имперской эксплуатации. Оратор недвусмысленно критиковал правящие партийно-бюрократические элиты и аппараты стран «восточного блока», ставящие во главу угла геополитические игры и собственную корысть. Обобщая этот раздел речи Че Гевара в нескольких штрихах дал достаточно точную характеристику мирового движения спекулятивного капитала, который в виде прибылей паразитическая буржуазия вывозит из развивающихся стран, «вкладывая в капиталистические банки Севера и которая заключает сделки с зарубежными кругами ради получения еще большего дохода при полном пренебрежении к нуждам собственного народа» Че Гевара не обошел вниманием то, что страны, называющие себя социалистическими, также вовлечены в империалистическую стихию конкурентной борьбы за получение финансовых инвестиций, «которых добиваются в одно и то же время, для производства одного и того же продукта, предназначенного для одних и тех же рынков».

В качестве альтернативы глобальной экономической системе капитализма Че Гевара предлагает следующий тезис: «Не внешняя торговля должна определять политику, а напротив, братские отношения народов должны определять условия внешней торговли. … Развитие слаборазвитых стран должно быть частично оплачено социалистическими странами – об этом мы уже говорили. Но одновременно и слаборазвитые страны должны напрячь все свои силы и твердо встать на путь строительства нового общества, как бы мы его ни называли, в котором орудия производства, труда не были бы орудием эксплуатации человека человеком. Также нельзя претендовать на доверие социалистических стран, лавируя между капитализмом и социализмом, пытаясь использовать каждую из этих противостоящих друг другу сторон и извлечь выгоду из их противостояния».

Таким образом, залог прогрессивного развития революции Че Гевара увязывал с вытеснением рыночных отношений социалистическими экономическими отношениями и с переходом революционного движения на континентальный, а затем, и глобальный уровень. Последовательно отстаивая представления о мировом империализме как об интегрированной глобальной системе, Че Гевара приводил аргументы, вполне сохранившие актуальность до наших дней: «Иностранный частный капитал не перемещается из благородства, он …движется из желания помочь себе самому. Частный иностранный капитал – это капитал, который становится излишним в одной стране и переводится в другую, где зарплаты ниже, условия жизни и сырье дешевле, что дает больше прибыли. … А нам всегда предлагалось дать гарантии частным инвесторам». Че Гевара также правильно понимал паразитическую сущность империализма ХХ века, черпающего ресурсы своего выживания за счет эксплуатации постколониального мира: «В конце концов, мы должны иметь в виду, что империализм – это мировая система, и что надо победить его в конфронтации мирового масштаба. Конечная стратегическая цель нашей борьбы – уничтожение империализма. Задача, стоящая при этом перед … народами отсталых и эксплуатируемых стран, — это разрушение тыловых баз империализма, пресечение его возможности черпать оттуда свои капиталы, дешевое сырье, дешевую рабочую силу и дешевых специалистов – и направлять сюда новые капиталы как орудие своего господства, оружие и прочие средства, призванные содействовать тотальной зависимости». Абсолютное господство ТНК, обеспеченное поддержкой США, породило по воззрениям Че Гевары «абсолютную унификацию экономического господства в Америке»: «Общим для всех является господство США над огромными запасами стратегических материалов, а также господство банков США и осуществляемая ими «почти монополия» внешней торговли». Именно это должно породить объединение сил, которые борются против империализма, в частности, на американском континенте. Куба явилась тем «слабым звеном», прорыв которого создает прецедент для ликвидации господства империализма на континенте. «На нас ведутся атаки не только за то, чем мы являемся, но, и в большей мере за то, что мы показываем народам Америки, чем могут стать они. Гораздо больше, чем наши никелевые разработки или производство сахара на Кубе, беспокоят империалистов нефть Венесуэлы, хлопок Мексики, медь Чили и говядина Аргентины, чай матэ Парагвая и кофе Бразилии – все эти важнейшие ресурсы; сырье, питающее монополии».

«Фактически янки уже занимаются подготовкой репрессивных сил и созданием аппарата подавления освободительной борьбы в масштабах всего континента». С учетом подобной ситуации в полушарии кажется маловероятным, что победа может быть достигнута и закреплена в какой-либо одной его стране. … Противник чрезвычайно силен, и он «континентален». «Но частичная победа империализма в каком-нибудь одном уголке мира никоим образом не означает победы империализма в мире. И … частичное поражение народных сил в каком-либо районе мира ни в коем случае не означает окончательного крушения стремления народов к свободе», — говорил Че Гевара, выступая на митинге солидарности с борьбой народа Вьетнама.

Перспектива «глобального революционного действия» позволяла Че Геваре определить характер кубинской революции как социалистический, несмотря на отсталую экономику, неразвитые производственные отношения. Для него социалистический характер определялся не степенью построения социализма в одной стране, а той перспективой, которую Куба могла показать угнетенным странам третьего мира. «Мы смогли … утвердить социалистический характер нашей революции через два года после победы революции, … ибо мы еще раньше взяли в руки основные средства производства, шли к полному взятию этих средств, шли к уничтожению эксплуатации человека человеком, к планированию всех производственных процессов, чтобы иметь возможность распределять правильно и справедливо между всеми».

Говоря о причинах гибели Че Гевары в Боливии, где революционное движение в конце 60-х годов находилось явно не на подъеме, в качестве одной из версий называлась сознательная дезинформация, идущая от КПСС, верхушка которой была слишком встревожена «романтическим интернационализмом» неугомонного Че. Как видно из его писем, Че Гевара отдавал отчет в слабостях «боливийского старта», так как в этой стране «несколько лет назад совершилась буржуазная революция, очень робкая» и ослабленная уступками, сделанными империализму. Но, в то же время, Че, по всей вероятности, считал Боливию удобным местом начала новой волны революции, которая бы вовлекла в свою орбиту беднейшие и наиболее эксплуатируемые регионы континента: «Близко к боливийцам находится Парагвай. Это очень бедная страна, … где практически отсутствует здравоохранение, а цивилизация ограничена тремя или четырьмя относительно крупными городами. В тамошних горах несколько раз возникали очаги партизанской борьбы. Чуть выше находится Перу – одна из тех стран, к которой надо тщательно присмотреться. В Перу до сих пор поместья продаются вместе с крестьянами. Там белый является хозяином земли, метис – в основном управляющим, а индеец — крепостным крестьянином». Действительно, до боливийской экспедиции Че Гевара мог погибнуть, например, в Конго, где принимал участие в вооруженной партизанской борьбе. Главной, на наш взгляд, является мысль, высказанная Р. Дебре: «Вопрос не в том почему он уехал с Кубы, а почему он так долго оставался там».

Приказ об убийстве Эрнесто Че Гевары был отдан президентом Боливии генералом Рене Баррьентесом. Однако такой совет ему настоятельно дал главный представитель ЦРУ в Боливии, который курировал эту операцию, рассказывает генерал Леонов. «Он сказал: «Кончайте немедленно, не тяните». Поэтому вся история с поимкой и расстрелом заняла всего несколько часов». По словам Николая Сергеевича, Че Гевара представлял для Штатов колоссальную опасность, больше, чем ядерная бомба противника, сброшенная на территорию США. «Если бы они оставили его живым, то не смогли бы приговорить к смертной казни, потому что это сильно напоминало бы историю Иисуса Христа. Они бы не смогли. Американцы помнили, как вёл себя Фидель Кастро на процессе после штурма казармы Монкады. На суде он произнёс речь, которая, по сути, стала программной для кубинской революции. А Че Гевара обладал не меньшим красноречием, убеждённостью, равной нескольким миллионам его судей. Его судить было бы невозможно. Просто бы у судей не хватило ни аргументов, ни оснований для приговора», – сказал Николай Сергеевич Леонов, друг Че Гевары. Это подтверждает и заместитель Леонова генерал-майор КГБ Сергей Сергеевич Дворянкин, тюменец, большой друг моего отца. Помощь ЦРУ боливийским властям была весьма разносторонней. Это признано было всеми, включая министра внутренних дел Боливии того времени Антонио Аргедеса, который впоследствии выкрал дневник Че Гевары. Он же указал место, где был захоронен Че. В то время Аргедес признавал, что американцы были консультантами на протяжении всего времени операции по поимке Че. «Образ Че Гевары мешает американцам, врагом которых он был с самого начала и до конца. Ведь вся его жизнь проходила под лозунгом: «Надо создать для США 100 Вьетнамов на земле»». Они ему мстят всеми доступными средствами. Поэтому до сих пор продолжаются попытки подвергнуть деформации его образ», – считает Николай Сергеевич Леонов.

«Не было человека, которого ЦРУ боялось бы больше, чем Че Гевару, потому что он имел возможности и харизму, необходимые, чтобы направить борьбу против политических репрессий традиционных иерархий во власти в странах Латинской Америки», — писал Филип Эйджи, агент ЦРУ, бежавший на Кубу.

Последние часы жизни Че Гевары стали известны со слов Феликса Родригеса, одного из тех подонков, которые покинув Кубу стали агентами подразделения по спецоперациям ЦРУ и участвовали совместно с боливийскими спецслужбами в охоте на Че Гевару в Боливии. Кроме того нацистский преступник гестаповец Клаус Барбье, известный как «Лионский мясник», был советником и помогал ЦРУ готовить захват Че Гевары.

7 октября 1967 года информатор Сиро Бустоса выдал боливийским специальным войскам место расположения партизанского отряда Че Гевары в ущелье Куэбрада-дель-Юро. В полдень 8 октября один из отрядов из бригады генерала Прадо, только что закончивший подготовку под руководством советников из ЦРУ, встретил огнём отряд Че, убив двоих солдат и многих ранив. В 13.30 они окружили остатки отряда. Как рассказывает один из партизан Луис Монтеаго Артеаго, «у команданте фактически отсутствовало чувство страха, и именно это послужило причиной его смерти. В Боливии его окружили, он прорвал кольцо окружения, но затем вернулся, чтобы найти товарища, который командовал арьергардом». Раненого Че Гевару захватили в момент, когда его пытался унести на себе один из боливийских партизан Симеон Куба Сарабиа «Вилли».

Че Гевара и его люди были связаны и вечером 8 октября отконвоированы в полуразрушенную глинобитную хижину, служившую школой в ближайшей деревне Ла Игера. Следующие полдня Че отказывался отвечать на вопросы боливийских офицеров и разговаривал лишь с боливийскими солдатами, и, заметив среди них раненых, предложил оказать им медицинскую помощь. Один из этих солдат, пилот вертолёта Хайме Нино де Гусман писал, что Че Гевара выглядел ужасно. Со слов Гусмана, у Че было сквозное ранение в правой голени, его волосы были в грязи, одежда была разорвана, ноги были одеты в грубые кожаные чехлы-носки. Несмотря на свой утомленный вид, вспоминает Гусман, «Че держал голову высоко, смотрел всем прямо в глаза и просил только курить». Несмотря на связанные руки, Че Гевара ударил боливийского офицера Эспиносу о стену, после того как тот, войдя в школу, пытался вырвать изо рта у курящего Че трубку как сувенир для себя. В другом случае неповиновения, Че Гевара плюнул в лицо боливийскому контр-адмиралу Угартече, пытавшемуся задавать ему вопросы за несколько часов до казни. Ночь с 8-го на 9 октября Че Гевара провел на полу той же самой школы. Рядом с ним лежали тела двух его убитых товарищей.

Утром следующего дня, 9 октября, Че Гевара попросил разрешить ему увидеться со школьной учительницей деревни, 22-летней Хулией Кортес. Кортес позже скажет, что она нашла Че «миловидным мужчиной с мягким ироничным взглядом» и что во время их разговора она поняла, что «не может смотреть ему в глаза», потому что его «пристальный взгляд был невыносим, пронзительным и таким спокойным». Во время разговора Че Гевара заметил Кортес, что школа в плохом состоянии, сказал, что антипедагогично обучать бедных школьников в таких условиях, пока государственные чиновники ездят на «Мерседесах», и заявил: «Вот именно поэтому мы воюем против этого».

До сих пор неясно, откуда пришел приказ о расстреле — официально под ним стояла подпись главы военного правительства Рене Ортунью, однако сам он всю жизнь утверждал, что на самом деле не принимал такого решения. Власти Боливии вели переговоры со штаб-квартирой ЦРУ США в Лэнгли, и, возможно, команда на расстрел была дана высшим руководством Соединенных Штатов.

Непосредственного исполнителя солдаты выбирали между собой при помощи соломинки, которую вытянул сержант Марио Теран.

Когда Теран вошел в комнату, где находился Че Гевара, тот уже знал о своей участи. Спокойно встав перед палачом, Че Гевара коротко бросил Терану, у которого, по рассказам очевидцев, дрожали руки:

— Стреляй, трус, ты убьешь мужчину!

Во время слов Че, Теран замешкался, потом начал огонь, попав Че в руки и ноги. На несколько секунд Че Гевара скорчился от боли на земле, прикусив руку, чтобы не закричать. Теран выстрелил ещё несколько раз, смертельно ранив Че в грудь. За месяц до казни, во время последнего публичного появления на Конференции Трех Континентов, Че Гевара написал сам себе эпитафию, в которой были слова: «Даже если смерть придёт неожиданно, пусть она будет желанной, такой, чтобы наш боевой крик мог достичь умеющее слышать ухо и другая рука протянулась бы, чтобы взять наше оружие».

Убившие Че Гевару солдаты так же, как и те, что казнили Иисуса Христа, начали спорить, кому достанутся его вещи, особенно его трубка, и стали кидать жребий… Кисти рук Че Гевары были ампутированы как вещественное доказательство его убийства. Тело же выставили на всеобщее обозрение жителей и прессы в селе Вальегранде.

И тут случилось то, чего явно не ожидали палачи. Боливийские крестьяне, до того настороженно относившиеся к Че, глядя на тело поверженного революционера, пожертвовавшего своей жизнью в борьбе за лучшую жизнь для них, увидели в нем сходство с распятым Христом. Для латиноамериканцев, большинство из которых являются страстными католиками, руки Че стали чем-то наподобие головы Иоанна Крестителя. Они канонизировали Гевару, провозгласили его святым Эрнесто, великомучеником и небесным покровителем Вальегранде, тайно зажигали поминальные свечи и, словно Библию, читали многочисленные труды Че. Имя Эрнесто Гевара навсегда стало символом латиноамериканской революции. От Рио Гранде до Огненной земли его считают пророком, чья мученическая смерть в горах Боливии «разбудила» народы «пылающего» континента. В начале XXI века в большинстве южноамериканских стран к власти пришли левые и левоцентристские правительства, которые всерьез задумались о континентальном союзе, способном бросить вызов Соединенным Штатам.

Армия национального освобождения Боливии продолжила борьбу и после гибели Че вплоть до 1978 года, когда ее члены перешли к политической деятельности на легальном положении. Начатая Че борьба будет продолжаться, и в 2005 году на выборах в Боливии победит лидер партии «Движение к социализму» Эво Моралес. «Если бы Че был жив, — заявил недавно боливийский президент, — он, наверняка, признал бы, что многие его мечты стали сейчас явью».

Боливарианская альтернатива — детище другого харизматичного команданте Уго Чавеса — похоронила доктрину Монро, согласно которой всё Западное полушарие входит в сферу влияния Вашингтона. Латинская Америка перестала восприниматься как «выкидыш Европы»: мир вынужден был признать, что это цивилизация, развивающаяся по собственным законам, история которой началась отнюдь не с «Великих географических открытий». Народы Латинской Америки стали выбираться из нищеты и приобрели политический вес, оспаривая у олигархии монополию на власть.

Андрей Ведяев