С рассветом 22 июня 1941 года регулярные войска германской армии атаковали наши пограничные части на фронте от Балтийского до Чёрного морей – Германия без объявления войны вероломно напала на Советский Союз. Немецкая авиация беспрепятственно наносила бомбо-штурмовые удары, вторгшись в пространство СССР на глубину 250-300 км, практически полностью уничтожив авиацию Западного Особого военного округа на аэродромах. Рушились жилые кварталы советских городов, гибли люди.
Как такое могло случиться – не укладывается в голове. Войска Западного фронта, в том числе 4-я армия, были полностью разгромлены. Уже 28 июня были захвачены Минск и Бобруйск, западнее белорусской столицы попали в окружение 3-я и 10-я армии. 16 июля немецкие войска заняли Смоленск. О том, насколько стремительным был прорыв немцев, говорит тот факт, что ими был захвачен Смоленский архив областного комитета ВКП(б). 30 сентября с переходом в наступление 2-й танковой группы началось наступление немцев на Москву (операция «Тайфун»). По состоянию на 11 декабря 1941 года, согласно сводке донесений немецких воинских частей, численность советских военнопленных составляла 3,8 млн человек (для сравнения, общая численность советских войск в западных особых округах на начало войны не превышала 3,1 млн человек).
В чём причины такой страшной катастрофы? Может быть, нападение было внезапным? Но тогда почему ещё 20 июня все пограничные войска НКВД СССР на западной границе были приведены в боевую готовность? С 15 по 20 июня пограничники постоянно фиксировали вывод войск вермахта на исходные для нападения позиции, подвоз боеприпасов со стороны немецких и румынских частей к границе, установку на огневые позиции артиллерии, шум многочисленных танковых моторов, работу офицерских рекогносцировочных групп, подвоз переправочных средств, отселение от границы местного гражданского населения.
Начальник Главного Управления пограничных войск НКВД СССР генерал-лейтенант Григорий Григорьевич Соколов 21 июня находился на участке 86-го погранотряда Белорусского пограничного округа. В 16 часов по его приказу собрали весь офицерский состав отряда. С докладом выступил начальник штаба капитан Янчук. Он сказал, что обстановка на границе тревожная: днем немецкие самолеты нарушают границу, много их солдат сидят на деревьях и ведут усиленное наблюдение за нашей стороной. За последнее время было переброшено на нашу сторону 3 диверсионные группы по 15 – 20 человек поляков и белорусов, которые показали, что немцы готовятся к войне и скоро нападут на нашу страну. Задержанные диверсанты имели задание с началом войны разрушать связь, поднимать панику среди населения, совершать диверсии, убийства советских работников и взрывать мосты.
Вечером в 21.30 пограничники были приведены в полную боевую готовность и в ночь на 22 июня заняли боевые позиции в опорных пунктах, построенных для оборонительного боя недалеко от каждой заставы. Ни одна из 435 застав, подвергшихся вероломному нападению ранним утром 22 июня, не отошла без приказа – васильковые и зелёные фуражки стояли насмерть. Случилось то, чего чекисты ожидали целый месяц. Поэтому паники, суеты и бесцельной стрельбы в их рядах не было. «Как львы дрались советские пограничники, принявшие на себя первый внезапный удар подлого врага. Бессмертной славой покрыли себя бойцы-чекисты… Они бились врукопашную, и только через мертвые их тела мог враг продвинуться на пядь вперед», — писала газета «Правда» 24 июня 1941 года. Умело маневрируя, используя огонь главным образом лишь стрелкового оружия, пограничники сдерживали в тот предрассветный час натиск не 30 минут, как рассчитывали фашисты, а несколько часов, а на отдельных участках — несколько суток и даже недель, выводя из строя отборные части противника.
Что, Лаврентий Павлович Берия действовал на свой страх и риск, не ставя в известность Сталина? Нет, это не так. 17 июня нарком госбезопасности Всеволод Николаевич Меркулов и начальник внешней разведки (1-го Управления НКГБ СССР) Павел Михайлович Фитин доложили Сталину последние разведданные и назвали дату нападения Германии — 22 июня. Никаких резолюций Сталин на их донесение не накладывал – появившиеся в последние годы разноцветные матерные резолюции являются явной фальшивкой. Напротив, заместитель П.М. Фитина, впоследствии генерал-лейтенант Павел Анатольевич Судоплатов пишет: «В тот же день, когда Фитин вернулся из Кремля, Берия, вызвав меня к себе, отдал приказ об организации Особой группы из числа сотрудников разведки в его непосредственном подчинении. Она должна была осуществлять разведывательно-диверсионные акции в случае войны».
Накануне была отдана директива о приведении войск западных округов в боевую готовность к отражению немецкого удара. Впоследствии многие советские военачальники ссылались на эту директиву. Так, начальник бронетанковых войск Советской Армии, Герой Советского Союза, маршал Павел Павлович Полубояров, бывший к началу войны начальником автобронетанкового управления Прибалтийского военного округа, пишет: «16 июня в 23 часа командование 12-го механизированного корпуса получило директиву о приведении соединения в боевую готовность. Командиру корпуса генерал-майору Н.М. Шестопалову сообщили об этом в 23 часа 17 июня… 18 июня командир корпуса поднял соединения и части по боевой тревоге и приказал вывести их в запланированные районы. В течение 19 и 20 июня это было сделано. 16 июня распоряжением штаба округа приводился в боевую готовность и 3-й механизированный корпус (командир генерал-майор танковых войск А.В. Куркин), который в такие же сроки сосредоточился в указанном районе».
Следовательно, появившаяся на ХХ съезде догма о том, что Сталин не верил донесениям разведки и проспал нападение, ни в малейшей степени не соответствует действительности. О нападении знали, и все необходимые приказы к его отражению были отданы. Пограничные войска НКВД СССР и ряд других соединений, как мы видели, полностью их выполнили. Но почему дивизии РККА были расположены приблизительно равномерно на всем фронте 3375 км (и до 300-400 км в глубину), тогда как гитлеровским командованием были созданы 3 группы армий, максимально сконцентрированные соответственно на центральном, северном и южном направлениях в пределах относительно узких участков фронта, что обеспечивало гитлеровцам 5-7-кратное превосходство над Красной армией? Почему в непосредственной близости от границы располагались лишь отдельные роты и батальоны, а главные силы, т.е. большинство дивизий, предназначенных для прикрытия границы, находились на значительном удалении и занимались проведением различных учений, боевой подготовкой. Артиллерия многих дивизий и корпусов, зенитные соединения и части военных округов проводили учебно-боевые стрельбы на артполигонах вдали от своих пунктов дислокации. Находящиеся за пределами своих гарнизонов войска были захвачены врасплох, поскольку по тревоге не были развернуты пункты управления, узлы связи и т.д. Снаряды, в том числе зенитные, также не были выданы, а горючее с самолетов в ряде авиасоединений слито — поэтому немецкая авиация беспрепятственно наносила бомбо-штурмовые удары. Это уже вопросы к маршалу Георгию Константиновичу Жукову, на тот момент начальнику Генерального штаба РККА. Долгое время он отрицал, что был детально знаком с разведывательной информацией о подготовке Гитлера к вторжению. В конце концов, главный редактор «Военно-исторического журнала» генерал-лейтенант Николай Григорьевич Павленко предъявил ему неопровержимые материалы, доказывающие обратное: «Жуков уверял меня, что он ничего не знал о “Плане Барбаросса” накануне войны, что он и в глаза не видел донесения разведки. На следующий день я приехал к Жукову и привез те самые сообщения разведки о плане войны с СССР, на которых стояли их – Тимошенко, Жукова, Берии и Абакумова подписи. Трудно передать его изумление. Он был просто шокирован».
Вот здесь в действиях высшего генералитета РККА проступает уже не просто халатность, а некая намеренность. Свидетельств этому не счесть. Например, заместитель Судоплатова генерал Эйтингон, имевший опыт боевых действий в Испании, стал связующим звеном между созданной по распоряжению Берия Особой группой, приступившей к подготовке планов уничтожения складов с горючим, снабжавших немецкие моторизованные танковые части, которые уже начали сосредоточиваться у советских границ, и командованием РККА. 20 июня состоялся разговор Эйтингона с командующим Западным особым военным округом генералом армии Дмитрием Григорьевичем Павловым, с которым он был знаком по Испании. Однако, со слов Эйтингона, Павлова вообще не беспокоила ситуация на границе. Генерал не видел смысла в дезорганизации тыла противника и заявил, что никаких проблем не возникнет, даже если немцам удастся вначале захватить инициативу на границе, поскольку у него достаточно сил в резерве…
Но вышло как раз наоборот. Начальник Генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал-полковник Франц Гальдер 22 июня 1941 года записал в своём дневнике: «О полной неожиданности нашего наступления для противника свидетельствует то, что части были захвачены врасплох в казарменном расположении, самолеты стояли на аэродромах, покрытые брезентом, а передовые части, внезапно атакованные нашими войсками, запрашивали командование о том, что делать».
В начале июля Управлением особых отделов НКВД СССР на основании поступивших материалов были арестованы командующий Западным фронтом генерал армии Д.Г. Павлов, начальник штаба Западного фронта генерал-майор В.Е. Климовских, начальник связи штаба того же фронта генерал-майор А.Т. Григорьев и командующий 4-й армией этого же фронта генерал-майор А.А. Коробков и ряд других военачальников. Опубликовано несколько протоколов допросов Павлова, в частности, Иваном Стаднюком в романе «Война» (1987):
— Не забегайте вперед, Дмитрий Григорьевич. — Старший батальонный комиссар наклонился над столом и внимательно посмотрел Павлову в глаза. — Скажите, как могло случиться, что в предвидении войны зенитная артиллерия округа оказалась собранной на полигоне восточнее Минска? Особенно это касается четвертой армии… И не только зенитная… Почему и наземную артиллерию стянули в лагеря в район Минска, да еще с самым мизерным количеством снарядов — для учебных стрельб?.. Саперы тоже съехались на окружной сбор. А сколько стрелковых войск оказались занятыми разного рода работами вне своих гарнизонов!.. Как все это объяснить?.. Или почему вы держали в районе Бреста, прямо на границе, так много войск?.. Это же ловушка!.. Почему именно в день начала войны в четвертой армии были назначены на Брестском полигоне показные учения с присутствием там всех командиров соединений и частей?
В обвинительном заключении по следственному делу № 193 от 21 июля 1941 года Павлов и Климовских обвинялись в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-1б и 58-11 УК РСФСР. В частности, в обвинении говорилось: «В результате предательства интересов Родины, развала управления войсками и сдачи оружия противнику без боя была создана возможность прорыва фронта противником. Арестованный Павлов, являясь участником антисоветского военного заговора еще в 1936 г., находясь в Испании, продавал интересы республиканцев. Командуя Западным Особым военным округом, бездействовал. Павлов признал себя виновным в том, что в заговорщических целях не готовил к военным действиям вверенный ему командный состав, ослабляя мобилизационную готовность войск округа, и из жажды мести за разгром заговора открыл фронт врагу. Как участник заговора Павлов уличается показаниями Урицкого, Берзина, Белова, Рожина и Мерецкова. Климовских осужденными заговорщиками Симоновым и Батениным изобличается как их соучастник. Будучи привлечен в качестве обвиняемого, Климовских признал себя виновным в преступном бездействии и в том, что не принял должных мер как начальник штаба фронта для организации отпора врагу. В совершенных преступлениях изобличается показаниями Павлова и Григорьева». Подпись: зам. начальника с/ч Управления особых отделов НКВД СССР ст. батальонный комиссар Павловский (ЦА ФСБ России).
Однако в ходе суда 22 июля 1941 года Павлов и генералы его штаба были обвинены и приговорены уже по другой статье Уголовного кодекса. Обвинение было переквалифицировано на статьи 193-17б и 193-20б УК РСФСР — «халатность» и «неисполнение своих должностных обязанностей». Таким образом, Павлов и другие генералы признавались виновными не в том, что было совершено ими до 22 июня 1941 года, а в том, что произошло уже после нападения Германии.
В любом случае, вина армейского генералитета налицо. Виновников страшных поражений лета 1941 года расстреливали тогда же, по итогам проведенного расследования: кого сразу, а кого и после войны. Некоторых генералов арестовывали еще в мае 1941 года. Например, за «повышенную аварийность» в частях было арестовано командование ВВС — Рычагов и Смушкевич. Этих расстреливали, когда вермахт рвался к самой Москве — 28 октября 1941 года. Других брали в первые дни войны — уже 24 июня арестовали командование авиацией западных округов. И многих расстреляли только в феврале 1942 года. Командир 14-го мехкорпуса генерал-майор С.И. Оборин был осужден 13 августа и расстрелян 16 октября 1941 года. Начальник артиллерии фронта генерал-лейтенант артиллерии Н.А. Клич также был арестован в начале июля 1941 года, осужден Военной коллегией 17 сентября и расстрелян в один день с Обориным — 16 октября 1941 года. Заместитель начальника ВВС Западного фронта (после самоубийства генерал-майора авиации И.И. Копеца — начальник ВВС Западного фронта) генерал-майор авиации А.И. Таюрский был арестован 8 июля 1941 года, расстрелян же только 23 февраля 1942 года вместе с другими фигурантами довоенного «Дела авиаторов» (Смушкевич, Рычагов, Птухин и др.). В июле 1941 года был арестован и командир 9-й смешанной авиадивизии (10-я армия), Герой Советского Союза, генерал-майор С.А. Черных, приговорен к смертной казни 28 июля и расстрелян осенью 1941 года. Когда война шла уже несколько часов, немцы бомбили наши города, убивали советских людей, командующий Киевским особым военным округом, Герой Советского Союза, генерал-полковник Михаил Петрович Кирпонос запрещал приведение войск в боевую готовность до середины дня 22 июня. А потом сделал все возможное, чтобы разразилась катастрофа Юго-Западного фронта в виде трагедии «Киевского котла». Есть протокол опознания его тела, составленный в ноябре 1943 года. Согласно официальной версии, 20 сентября 1941 года труп генерала бросили где-то в лесу, закидав ветками. А через пару лет чекисты моментально опознали совершенно разложившиеся за два года останки…
Всего расстреляли едва ли не сотню генералов разного положения, причем основная масса этих «репрессированных» была расстреляна именно «за 22 июня» — около 70 генералов, из них полсотни в начале Великой Отечественной войны. Когда этих людей арестовывали и ставили к стенке, ни у кого не возникало сомнений в том, что именно они несут ответственность за разгром Красной армии, за напрасную гибель сотен тысяч солдат и миллионов простых граждан СССР. За уничтоженную и разрушенную Украину и Белоруссию, за Кавказ и Сталинград, куда докатился вермахт после поражений 1941 и 1942 годов. За умирающий на протяжении 900 дней Ленинград, сотни других городов и тысячи сел, сожженных войной. Но после хрущевской «реабилитации» эти люди стали чуть ли не героями. И только в наши годы снова был поднят вопрос о степени вины генералов за «трагедию 22 июня» и о том, в какой мере они несут ответственность за поражения начального периода войны. Ведь руководством СССР в лице Сталина были приняты все необходимые меры и выполнены все возможные мероприятия для отражения неизбежной агрессии гитлеровской Германии. Была известна и точная дата нападения — 22 июня, которая также сообщалась командованию западных округов, своевременно были отданы все необходимые директивы о приведении войск в боевую готовность к отражению гитлеровской агрессии. Но произошло обратное. Удар вермахта был нанесен по армии, практически не готовой к нападению и уж точно не находящейся в боевой готовности. Командиры частей узнавали о начале войны из выступления Вячеслава Михайловича Молотова 22 июня в 12.00 часов. В момент нападения, в 3.30 утра, личный состав спал в казармах в городках у границы. Техника и вооружение оставались на полигонах, а части и аэродромы — без зенитного прикрытия.
Для чего это было сделано? С этим вопросом мы обратились к известному историку спецслужб, в прошлом сотруднику внешней разведки КГБ СССР Арсену Бениковичу Мартиросяну.
— Судя по всему, существовал заговор, заговор по свержению Сталина и советской власти в условиях военного поражения. Этот сценарий давно фигурировал и был известен самому Сталину, потому что ещё в 1935 году военная разведка докладывала, что данный сценарий рассматривается и в Берлине, и в Токио, и в некоторых других столицах. Кто конкретно стоял за спинами Тимошенко, Жукова и всего генералитета, который пошел на такие шаги, сейчас вычислить практически нереально.
— А этот заговор как-то связан с заговором Тухачевского?
— Судя по всему, это был второй эшелон заговора Тухачевского, который не был полностью выкорчеван в своё время. И это выражается в том, что практически все, кто участвовал в трагических событиях 1941 года, это всё выходцы, «воспитанники» Уборевича, Якира, самого Тухачевского. И не случайно, что те из них, кто выжил, в частности Жуков, с придыханием писали об Уборевиче, Якире, Тухачевском.
— А какие обвинения можно предъявить самому Жукову?
— В феврале 1941 года Тимошенко и Жуков, не меняя формально план обороны Советского Союза, изменили его по сути, переформатировав от плана активной обороны к контрнаступлению – то есть это план Тухачевского. Затем, следуя преступной логике составленного еще Тухачевским и Ко плана поражения СССР в войне с Германией, они, проигнорировав и разведывательные данные, и особое стратегическое значение Западного направления в планах германского командования, ослабили Белорусский военный округ, который располагался на линии кратчайшего пути к Москве, и не проконтролировали выполнение директивы от 18 июня, когда была первая санкция на приведение войск в полную боевую готовность.
— Почему тогда не были расстреляны Тимошенко и Жуков?
— Сталин был прекрасный политик, прагматик, и он понимал, что, в сложившейся ситуации, если он только даст сигнал – то повторится 1937 год, когда при любой возможности командиры, в том числе и высшие, строчили друг на друга такие доносы, что едва не угробили Красную Армию. А в условиях вражеского вторжения поднимать такую волну было бы самоубийством. Потому что если бы были арестованы начальник Генерального штаба Жуков, первый Главнокомандующий в той войне – нарком обороны Тимошенко, то могли начаться расправы с командирами на местах – у нас такое уже было после Февральской революции – офицеров на штыки поднимали…
Недавно были рассекречены записки начальника охраны Сталина, генерал-лейтенанта Николая Сидоровича Власика («Историческiй въстникъ», том 5 (152), октябрь 2013 года). Он пишет: «Среди многочисленных обвинений, возведенных на тов. Сталина после его смерти, самым значительным, пожалуй, является обвинение в физическом уничтожении группы военных руководителей Красной армии во главе с Тухачевским. Если все они, как теперь утверждают, были невиновны, то почему застрелился Гамарник? Я что-то никогда не слышал о таких случаях, когда ни в чем не повинные люди в ожидании ареста стрелялись. Я лично знал Тухачевского, встречался с ним. Внешность, жесты, манера держаться, разговор… во всем видна голубая кровь. В начале 1936 года Тухачевский… ездил в Лондон на похороны короля Георга V. По дороге в Лондон Тухачевский останавливался в Варшаве и Берлине, где он беседовал с польскими полковниками и немецкими генералами. Он так был уверен в успехе, что почти не скрывал своего преклонения перед немецкими милитаристами. В Париже на официальном обеде в советском посольстве, устроенном после его возвращения из Лондона, Тухачевский говорил: “Мы должны ориентироваться на новую Германию. Германии… будет принадлежать гегемония на Европейском континенте. Я уверен, что Гитлер означает спасение для нас всех”».
Посол США в Москве в 1936-1938 гг. Джозеф Дэвис в 1941 году после нападения Гитлера на Советский Союз писал: «Теперь совершенно ясно, что все эти процессы, чистки и ликвидации, которые в свое время казались такими суровыми, были частью решительного и энергичного усилия сталинского правительства предохранить себя не только от переворота изнутри, но и от нападения извне».
Тот же Н.С. Власик (родом, кстати, из Белоруссии) в своих записках отмечает: «Надо учесть, что много складов боеприпасов находилось на территории Белоруссии и в первые дни войны они попали в руки врагу. Такое размещение военных складов на территории, близкой к границе, и спланированное по распоряжению военного командования нельзя не заподозрить в преднамеренности. Вот тут уместно вспомнить о заговоре военных».
Эту же мысль подчеркивает в своей недавно вышедшей книге «22 июня: итоги разведывательно-исторического расследования» А.Б. Мартиросян: «В силу ряда преступных действий командования более 80% оборонного богатства было фактически умышлено “утрачено” и досталось агрессору. …Упорно насаждают в общественном сознании крайне опасный в своей лживости тезис о том, что-де из-за Сталина и Советской власти Красная Армия была не готова к войне. Что у солдат была одна винтовка на троих, что в атаки ходили с палками, имитирующими винтовки и т.д. и т.п. И ведь никто честно не скажет, что из-за преступных действий части командования всех уровней в первую же неделю войны РККА лишилась 6 млн винтовок из 8 млн, имевшихся перед войной. А заодно десятков миллионов снарядов, патронов, громадного количества ГСМ, различного военного имущества, продовольствия и фуража! Никто и не рискует прямо сказать, что начиная с 2-го — 3-го дня агрессии, находившиеся в авангарде наступления танковые и механизированные части вермахта заправлялись уже советскими ГСМ!»
Чтобы глубже проникнуть в структуру «пятой колонны», одним из проявлений которой был «заговор военных», обратимся к стенограмме судебного процесса 1938 года по бухаринско-троцкистскому блоку. Она и сегодня мало известна широкой публике, поскольку во времена «перестройки» комиссией Яковлева весь процесс был признан «сфабрикованным», и все осужденные по нему, за исключением Ягоды, в 1989 году были оправданы. И уже после этого был обнаружен единственный сохранившийся экземпляр стенограммы процесса в виде «Судебного отчета», разосланного в управления НКВД для ознакомления (все экземпляры были пронумерованы и подлежали возврату или уничтожению).
Среди подсудимых высшие государственные и партийные деятели: Бухарин, Рыков, Ягода, Крестинский, Икрамов, Радек и другие. Обвинялись они в том, что «составили заговорщическую группу “правотроцкистский блок”, поставившую своей целью шпионаж, вредительство, диверсии, подрыв военной мощи СССР и отрыв от него Украины, Белоруссии, Среднеазиатских республик, Грузии, Армении, Азербайджана и свержение существующего государственного строя…» То есть едва ли не буквально в том, что совершилось полвека спустя…
ВЫШИНСКИЙ: Какие цели преследовала эта организация?
БУХАРИН: Она преследовала основной целью реставрацию капиталистических отношений в СССР.
ВЫШИНСКИЙ: При помощи?
БУХАРИН: В частности, при помощи войны, которая стояла прогностически в перспективе.
ВЫШИНСКИЙ: На условиях?
БУХАРИН: Если ставить все точки над “i”, на условиях расчленения СССР.
Уже в начале 1930-х годов сложился «контактный блок», управляемый внутри страны Бухариным, Пятаковым, Радеком, Рыковым и Томским, а из-за границы – Троцким. Переворот сначала мыслился на волне массовых протестных выступлений внутри страны. Но когда надежда на них не сбылась, акцент переместился на «открытие границ» для иностранных интервентов, которые за помощь им посадят на власть в Кремле лидеров блока.
БУХАРИН: Летом 1934 года Радек мне сказал, что Троцкий обещал немцам целый ряд территориальных уступок, в том числе Украину. Если мне память не изменяет, там же фигурировали территориальные уступки и Японии…
Открыть фронт должна была военная группа Тухачевского:
КРЕСТИНСКИЙ: В одном из разговоров он (Тухачевский. – А.В.) назвал несколько человек, на которых опирается: Якира, Уборевича, Корка, Эйдемана. Затем поставил вопрос об ускорении переворота… Переворот приурочивался к нападению Германии на Советский Союз.
В своем последнем слове Бухарин подчеркивал: «Голая логика борьбы сопровождалась перерождением идей, перерождением нас самих, которое привело нас в лагерь, очень близкий по своим установкам к КУЛАЦКОМУ ПРЕТОРИАНСКОМУ ФАШИЗМУ».
На место будущего фюрера метил силовик Генрих Ягода:
БУЛАНОВ: Он увлекался Гитлером, говорил, что его книга «Моя борьба» действительно стоящая… Подчеркивал, что Гитлер из унтер-офицеров выбрался в такие люди… Он говорил, что Бухарин будет у него не хуже Геббельса… Он, председатель Совнаркома, при таком секретаре типа Геббельса и при совершенно послушном ему ЦК будет управлять так, как захочет.
На то же место метил и второй силовик среди заговорщиков – Тухачевский, что вызывало определенные опасения со стороны других участников заговора:
БУХАРИН: Поскольку речь идет о военном перевороте, то будет необычайно велик удельный вес именно военной группы, и отсюда может возникнуть своеобразная бонапартистская опасность. А бонапартисты, я, в частности, имел в виду Тухачевского, первым делом расправятся со своими союзниками… Я всегда в разговорах называл Тухачевского «потенциальным Наполеончиком», а известно, как Наполеон расправлялся с так называемыми идеологами.
Касаясь вопроса, можно ли доверять признаниям обвиняемых, поскольку высказывалась версия, что их принудили к самооговорам в подвалах Лубянки, Александр Росляков в своей вышедшей в 1998 году в «Независимой газете» статье «Раскрытый заговор» пишет: «Чтобы сочинить и увязать такую тьму фактических, психологических, лексических подробностей, понадобилась бы целая бригада посвященных во все тонкости геополитики Шекспиров. Но если даже допустить написанный чьей-то рукой спектакль, его еще должны были блестяще разыграть на глазах западных зрителей те, чья награда за успех была вполне ясна по участи чуть раньше осужденной группы Тухачевского. А заговорщики – закаленные еще царскими тюрьмами революционеры, сломить которых – не раз плюнуть. Да и по их активности, борьбе за каждый тезис на суде, пространным рассуждениям, переходящим у Бухарина в целые лекции, не видно, чтобы их утюжили до полного самозабвения».
В сентябре 1936 года Иероним Уборевич отвез «План поражения СССР в войне с Германией», составленный Тухачевским и его подельниками, в Германию. Получив его, немцы поздней осенью того же года провели командно-штабную игру на картах, где захватили Минск на пятый день пока еще «виртуальной» агрессии. А в мае 1941 года агент советской разведки, член «Красной капеллы» Йон Зиг, являвшийся одним из руководителей берлинского железнодорожного узла, предоставил в распоряжение советской разведки запечатанное письменное предписание Верховного главнокомандования вермахта — на пятый день с начала боевых действий против СССР возглавить… Минский железнодорожный узел.
В условиях агрессии и предательства, Сталин принял единственно верное решение: не доверяя военным, он взял командование на себя. 30 июня 1941 года он был назначен Председателем только что образованного Государственного комитета обороны (ГКО). А 19 июля он сменил Тимошенко на посту наркома обороны. С 8 августа Сталин Указом Президиума Верховного Совета СССР был назначен Верховным Главнокомандующим Вооружёнными Силами СССР.
После Победы Сталина не предали только два маршала – Константин Константинович Рокоссовский и создатель советской авиации дальнего действия Александр Евгеньевич Голованов. Остальные, присоединившись к государственному перевороту, совершенному Хрущевым после смерти Сталина в 1953 году, всю вину за 22 июня свалили на вождя.
С того трагического дня 1941 года прошло ровно 75 лет. А 25 лет назад то, что не удалось Гитлеру и заговорщикам, было успешно завершено: Советский Союз пал и был расчленен все по тому же сценарию с участием последователей Троцкого и Тухачевского. Но именно поэтому вопрос о причинах трагедии 22 июня не закрыт – правильное их понимание является отправной точкой к возрождению утраченного Отечества.
Андрей Ведяев