Мифов нет

Поговорим о природе явления, о его биологических (не больше и не меньше) корнях, а также о плюсах и минусах для общества.

Религия — хорошо это или плохо? Не сильно ошибусь, если предположу, что данный вопрос хоть раз да приходил в голову практически каждому читающему эти строки.

Ответы на него могут разниться в зависимости от того, кто дает ответ — государство или человек; человек, который вырос в религиозной либо в светской семье. Даже образование, его качество и характер может серьезнейшим образом повлиять на отношение к религии. С другой стороны, один и тот же индивидуум вполне может быть религиозным в юности, скептиком в зрелом возрасте и снова религиозным в старости.

Для лучшего понимания что есть религия (благо или не очень) нам придется затронуть ее естественнонаучные, социо-культурно-антропологические, и даже… футурологические аспекты.

Про естественнонаучное религиоведение

Буквально пару месяцев назад в Nature была опубликована статья о необычном поведении, зафиксированном в 4-х из 34-х исследованных природных популяций шимпанзе.

На первый взгляд, выглядит обыденно. Но на деле имеет место настоящая сенсация. Некоторые группы шимпанзе в Африке без видимой утилитарной причины строят «пирамидки» из камней в пустых стволах старых деревьев.

Выглядит это так. Старые самцы (так и подмывает назвать их «жрецами») подходят к особо выделенному для этого дела месту и каое-то время молча сидят возле него, «медитируя» (раскачиваются из стороны в сторону, что в обычной жизни им не особо свойственно). После чего они с криком швыряют в пустой ствол дерева очередной камень и неспешно удаляются.

Исследователи, описавшие ритуал, полагают, что столкнулись с чем-то проторелигиозным. Не то чтобы прямо религию-религию, но некое подобие примитивного культа это все действительно напоминает.

Тактико-технические характеристики «обезьяньего культа»

• Камеры зафиксировали 64 случая, когда обезьяны совершали с камнями загадочные ритуалы;
• Средний вес камней 3,6 кг. Минимальная масса – 200 грамм, максимальная – 17 кг;
• Практически всегда в «ритуалах» участвуют самцы (обычно старые). Лишь однажды у «волшебного дерева» видели самку с камнем и однажды – детеныша.

Справедливости ради надо отметить, что помимо «религиозной» гипотезы учеными рассматриваются и альтернативные — например, что кучки нужны для отпугивания других групп обезьян и маркировки территории. Правда, это все не объясняет специфичное ритуальное поведение антропоидов при возведении «капищ».

Давайте двигаться дальше. Как известно, существуют группы религиозных людей (особенно в «библейском поясе» США), которые отрицают факт биологической эволюции и даже хуже — считают современную эволюционную биологию неким новым культом.

С другой стороны, накоплен довольно большой массив данных, которые заставляют задуматься не является ли в свою очередь религия неким биологическим, эволюционным феноменом. Факт про обезьян, что мы привели выше, он совсем свежий, однако то, что религиозность связана с совершенно конкретными особенностями работы мозга, исследователи знали и раньше.

Два врача из Пенсильванского университета Эндрю Ньюберг и Юджин д’Акили несколько лет назад издали книгу «Почему Бог не уйдёт: наука о мозге и биология веры». В ней они популяризируют забавный термин нейротеология, который применяется ими для описания естественнонаучных поисков причин религиозности. Строго говоря, слово придумал ещё Олдос Хаксли в первой половине прошлого века, однако развитие в качестве научной дисциплины это всё получило лишь недавно.

Термин «нейротеология» мне кажется не вполне удачным. В сущности, речь идёт о новом витке развития религиоведения, когда для исследования религиозных феноменов используются данные нейронаук. «Теологией» в общепринятом смысле слова (изучение характеристик божества) тут не пахнет. Поэтому я бы использовал слово «нейрорелигиоведение».

Известно, что психика сочетает в себе способности врождённые со способностями приобретёнными. Так вот, оказалось, что огромное количество врождённых вещей чуть ли не прямо предрасполагают нас к религиозно-мистическому мировоззрению. Как учёные это выяснили? Они наблюдали за детьми.

Например, дети уже в возрасте пяти месяцев прекрасно понимают разницу между одушевлёнными и неодушевлёнными предметами. Если коробка движется сама по себе, младенец удивится этому и начнет её исследовать. Он не заинтересуется, если двигаться начнёт одушевлённый объект — человек или домашнее животное.

Иллюстрация Daniel Horowitz

Также очень быстро (и спонтанно) ребенок начинает отделять психику от тела. В 2005 году Джесси Берринг с коллегами опубликовал результаты интересного исследования. В ходе него детям четырёх лет (воспитанным в нерелигиозных семьях) показывали кукольный спектакль, в котором аллигатор съедал мышь.

Потом их стали расспрашивать:

— Мышке нужно теперь кушать?
— Нет.
— Может ли мышка двигаться?
— Нет.
— А мышка может думать? Ей хочется чего-то?
— Да.

В этом факте легко усмотреть важную предпосылку для будущих представлений о «загробном пребывании». Как видим, рождается эта предпосылка довольно рано и как будто сама собой.

Двигаемся дальше. Тогда же в четыре года примерно половина детей обзаводится так называемыми «воображаемыми друзьями». Для маленького ребенка нет ничего противоестественного в бестелесном приятеле, которого не видят другие.

Сравните это с другими фактами. Взрослые люди спонтанно разговаривают с умершими друзьями и родственниками как с живыми, шлют эсэмэски покойникам, пишут им на «стенки» в социальных сетях. Это выглядит как естественное (читай «природное») свойство человеческой психики.

Ещё дети, говоря по-научному, каузальные детерминисты. У них чрезвычайно развито стремление во всем видеть причину. Короче говоря, для ребенка окружающее всегда имеет смысл и причину. Даже в событиях, очевидным образом никак не связанных друг с другом причинно-следственно, он увидит некую цель. Солнышко восходит, чтобы светить людям; травка растет, чтобы её ели коровки; коровки живут, чтобы производить молоко. Острые камни существуют для того, чтобы о них чесались животные, а деревья — чтобы укрывать всех в тени.

Это некое базовое свойство человеческой психики, подняться над которым не могут не только дети, но и существенная часть взрослых. Видимо, когда-то в эволюционной истории данное свойство мозга могло неиллюзорно спасти жизнь.

Раз каузальный детерминизм может быть выработан эволюцией, то у этого механизма должен быть сугубо прагматический смысл. И он есть — «лучше сбежать от почудившейся угрозы, чем попасть на зуб к реальной, но проигнорированной». Увидел ты тень, похожую на человека, и мозг толкает действовать так, словно это настоящий человек (причём, враждебный). Увидел нечто странное в окружающей обстановке, и первое, что стукнет в голову: «Кто за этим стоит?» Предки-приматы, которые не придавали значения подозрительным кустам, потомства не оставили

«Теория заговора» как объяснительная концепция всего непонятного легко ложится на мозг H. sapiens sapiens. Причина тому — длительная эволюция нашего вида в условиях постоянной конкурентной борьбы между соседними племенами и группами.

В результате такой врождённой склонности человеческого сознания избегать «объяснения случаем» и во всем искать разумную (и часто враждебную) волю, получаем нейробиологические предпосылки для множества суеверий, а также… для концепции Божественного замысла. По сути, речь идет об открытии естественнонаучных оснований склонности нашего биологического вида к телеологии.

Но вернёмся к детишкам. Даже те из них что растут в нерелигиозной среде в определённом возрасте спонтанно (пора привыкнуть к этому слову) создают зрелую концепцию сверхъестественного. Начинают верить в то, что своими волевыми усилиями или просьбами, обращёнными к неодушевленной природе, могут заставить деревья шевелиться (очень похожий эпизод есть у Пастернака в «Докторе Живаго»), разгонять тучи, или делать другие маловероятные вещи гораздо более вероятными. Как оказалось, это случается почти со всеми детьми на определенном этапе их развития. Детишки верят в чудеса.

При этом многие взрослые просто «застревают» на данной фазе психологического развития. Религия, таким образом, использует природное свойство нашей психики как субстрат для собственного распространения. Об этом чуть подробнее пойдет речь ниже — в лекции Деннета о религиях как «вирусах мозга».

Особый смысл в очерчиваемой здеь парадигме приобретает открытие, сделанное исследователями Brick Johnstone и Bret A. Glass. Как оказалось, определенные повреждения мозга прямо предрасполагают нас к тому, что принято называть «духовностью» (spirituality) и религиозностью.

В ходе анализа более ранних исследований выяснилось, что во время религиозных переживаний (молитв, экстаза, медитации) активируются те же участки мозга, что и во время простого социального взаимодействия. Причём, не имеет значения, к какой именно религии принадлежит тот или иной индивидуум: психофизиологические процессы при религиозных переживаниях оказываются одинаковыми для всех.

Короче говоря, выяснилось, что никакой специальной «зоны бога» в мозге нет. Религии (некоторые активнее, некоторые скромнее) эксплуатируют обычные структуры, выработанные эволюцией для более эффективного социального взаимодействия.

Например, есть в мозге зона, отвечающая за романтические переживания. Эта самая зона активируется у некоторых монахинь во время молитвы.

Вспомните словосочетание «невесты христовы». Религиозные женщины, как оказалось, действительно способны влюбиться в объект религиозного поклонения.

Как выяснили нейрофизиологи, универсальным способом вхождения в состояние «единства с Богом» или «Абсолютом» у представителей очень далеких друг от друга религий является понижение активности правого полушария головного мозга. А всё различие между религиями заключается только в ритуалах, то есть способах введения себя в религиозный транс.

Кроме того, нейробиологи установили, что легче всего «войти в контакт с богом» людям с повреждённой (или недоразвитой) правой теменной частью головного мозга. Этот факт проливает новый свет, например, на культ юродивых на Руси. Кроме того, врачам давно известно, что височная эпилепсия является фактором, здорово предрасполагающим к мистическим озарениям, религиозным галлюцинациям и экстатическим состояниям.

Одной из важных причин склонности нашего вида к культовой деятельности и религиозности называют присущую человеку склонность доверять авторитетам.

Сначала посмотрим на сравнительно-поведенческий эксперимент с шимпанзе и детьми, проведённый несколько лет назад в Университете Эмори.

Интерпретировать результаты этого эксперимента чрезвычайно интересно. Человеку в сравнении с ближайшими приматами оказывается фундаментально (биологически) присуще большее доверие авторитету а также (добавим от себя) следование длинным цепочкам ритуалов.

Именно эти фишки нашей природы делают человеческую культуру «избыточной». В свою очередь, именно это обстоятельство закладывает основы для нового «формата» эволюционного процесса — эволюции культурной как надстройки над «эволюцией генов».

Про науку и религию

Совсем недавно люди верили во множество совершенно диких вещей — в то, что танцем можно вызвать дождь, или в то, что свинец можно превратить в золото с помощью химических реакций. Потом философы придумали способ отделять полезное знание от бесполезного: они стали проверять идеи на практике. Если предположение не работает, значит с ним можно не считаться. Предположения стали называть гипотезами, проверку — экспериментом, а всё вместе — наукой.

В XX веке философ Карл Поппер понял о науке нечто новое: что все неопровергаемые (не «неподтверждаемые», а именно неопровергаемые) идеи надо исключить из сферы научного знания. Это стали называть «критерием Поппера» и наряду с более ранней находкой, «бритвой Оккама», она помогла осознать, например, что психоанализ Фрейда — лишь имитация сциентистского подхода к получению нового знания.

За какие-то 150 лет существования науки в ее теперешнем виде окружающий нас мир стал насквозь детерминироваться ее достижениями.

В принципе, удивительно не это, а тот факт, что при всем сказанном люди продолжают верить в приметы, гороскопы, гомеопатию и другие явно иррациональные штуки.

Хотя речь у нас пойдет даже не о них, а о том, могут ли религия и наука ужиться друг с другом в долгосрочной перспективе.

Философия и христианство. В. Риджвей, 1878 г.

Как известно, подавляющее число ярких звезд на небосклоне — тех, что имеют имена, а не шифры в каталогах — носят названия на арабском. Слова «алгебра», «алкоголь», «алгоритм», «химия», «гуммиарабик», «амальгама», «алгоритм», «зенит», «надир», «синус-косинус», «арабские числа» — все это и многое другое намекает нам на то, что когда-то арабоязычная цивилизация была что называется «впереди планеты всей».

Так без преувеличения и было.

Познавательное видео об истории арабской науки.

Первые фундаментальные звездные каталоги и, соответственно, имена звездам дали именно арабы. Химию как науку, географию, историю, а в значительной мере и современную математику тоже сформировали они. Даже европейская схоластика была, во многом, изобретена арабским философом и интерпретатором Аристотеля ибн Рушдом (Аверроэсом). Про «Канон врачебной науки» Ибн Сины (Авиценны) вы тоже наверняка слышали. Да, главные достижения (механику, математику, основы медицины) арабы заимствовали из античной культуры, но заимствование это сопровождалось обогащением, а в ряде случаев и переводом на качественно новый уровень.

Что интересно, сделали арабы это не за тысячелетия развития (как индусы, или китайцы), а за какие-то триста лет относительно свободного развития науки.

Схема лунного затмения, прибл. XI век.

Еще один мало известный обывателю факт: практически вся античная философская мысль дошла до нас исключительно благодаря тому, что в своё время была переведена на арабский. Аристотель и Платон никогда бы не стали доступны нам, если бы не их переводы с арабского на латынь, сделанные в Средние века.

Тут надо отдельно рассказать о том, почему античную культуру арабам пришлось буквально «спасать». Благодарить за это надо молодую христианскую цивилизацию. Последняя на определенном этапе своего развития не считала тексты «язычников» чем-то достойным хранения и переписывания. Здесь можно специально остановиться на истории с Александрийским Мусейоном (крупнейшей библиотекой античности). По версии, которой придерживается солидная часть историков, уничтожали ее (в несколько заходов) ранние христиане, а отнюдь не легендарный Герострат.

Зачем перекочевавшие в IV веке из андеграунда Римской империи во власть почитатели Спасителя искореняли античную культуру, это разговор отдельный. Для нас сейчас достаточно простого знания, что в рамках раннехристианского мировоззрения подавляющая часть «языческой» письменной культуры оказывалась не нужна. Зачем философы, если вот-вот грядет Второе Пришествие? Новое открытие греческих (по преимуществу) мыслителей в Западной Европе случилось лишь в XII-XIV веках — и теперь вы знаете благодаря кому.

Но вернёмся к нашим арабам.

Итак, в истории был период, когда ближневосточная научная мысль считалась самой передовой на планете. Одна из причин этого — редкостная веротерпимость и, как бы мы теперь сказали, «толерантность к инакомыслию» у тогдашних мусульман. Поверить в это сегодня непросто, но так и было. Арабы и персы интенсивно занимались торговлей, а торговля и дипломатия требуют известной «широты взглядов». Результатом стало то, что тогдашних атеистов (почти все они были людьми образованными) политкорректно называли «сомневающимися» и к религии силком не склоняли.

В те дни можно было свободно изучать труды «языческих ученых». Как уже говорилось, арабы (а вернее арамеоязычные сирийцы-переводчики) в целом очень котировали античную культуру и философию. Активно ими впитывались научные находки из Индии (концепция нуля и «арабские» числа), где в свое время тоже наблюдался расцвет мысли. Идеи приходили с караванами из Индии вместе с торговцами и учителями — по легендарному «шелковому пути».

Короче говоря, какие-то триста лет в арабской цивилизации происходил интенсивный обмен идеями в условиях, во-первых, высокой терпимости к инакомыслию, во-вторых, высокого престижа научной и философской деятельности (тогда это было одно и тоже) и, в-третьих, фактического невмешательства духовных властей в дела науки.

А затем случилось следующее.

К власти пришел имам с длинными именем, которое принято сокращать до Абу Хамид Аль Газали. Это был очень авторитетный религиозный мыслитель, известный как основоположник суфизма (мистического течения в исламе). Однако для нас сейчас важнее то, как формулировалась его позиция относительно науки и ученых.

А формулировалась она очень просто: «математика — от Сатаны».

Нет, короче говоря, правоверным пользы от наук. Отвлекают они от важных дел, и вообще бездуховность.

Собственно на этом (разумеется, мы немного утрируем) трёхсотлетняя история арабоязычного интеллектуального «ренессанса» и закончилась. Стоило религии арабов и персов превратиться во что-то похожее на государственную идеологию, как нажитое непосильным исследовательским трудом постепенно накрылось тазом. Естественным образом центр европейской учености мало-помалу переместился в университеты Франции и Англии. С тех пор утекло много воды, но второго шанса «догнать и перегнать» Западную Европу арабоязычная цивилизация так и не получила.

Собственно эти два факта — про ранних христиан и «поздних арабов» — главное, что образованному человеку нужно знать об отношениях науки и религии.

О вреде религии

Поговорим и о других причинах того, почему к религии в условиях сколь-нибудь развитой цивилизации нужно относиться как минимум с осторожностью.

Во-первых, религия разделяет людей.

Вам наверняка хоть раз да рассказывали о том, как религия замечательно объединяет людей. Но правда состоит в том, что для укрепления внутригрупповой сплоченности лучше всего «дружить против кого-то». Когда люди объединяются по какому-нибудь произвольно выбранному культурному маркеру, они тут же начинают ненавидеть тех, кто этого культурного маркера не разделяет. Такое поведение, образно говоря, «зашито в наших генах эволюцией».

На первый взгляд в обсуждаемом здесь контексте религия и какая-нибудь субкультура «люберов» ничем не отличаются. Однако есть и важное отличие.

Состоит оно в том, что религия апеллирует не просто к внутригрупповой традиции (которую можно и поменять в случае чего), а к сакральному (божественному) авторитету. И в этой связи есть нечто, что нам очень важно обсудить.

Религия крайне тяжело реформируется. Примеров можно приводить много — религиозные войны (и войны с религиозной составляющей) были довольно обычным явлением в жизни европейцев последнюю тысячу лет. Но давайте посмотрим на все это по-возможности безоценочно. Отстраненным таким взглядом посмотрим.

Какие легальные пути реформирования объективно имеются у религии? Конкретно у какого-нибудь из трех главных авраамических культов?

Ну, можно, например, откалывать от основного тела религиозной доктрины всякие секты и ереси. В принципе, это обычная практика в буддизме, где никому и в голову не придет преследовать сектантов. Не та среда.

Еще подобный механизм, в принципе, может «прокатить» у относительно веротерпимых протестантов, где сект бесчисленно много и дробление на них происходит довольно бескровно (до поры до времени).

Но есть и минус. Такие религии на жизнь государства серьезно влиять не могут — слишком слабы. А влиять-то хочется. Поэтому вариант с сектантством не очень, прямо скажем, вариант. Даже если допустить, что новообразованные секты друг друга не режут как сунниты и шииты в исламе.

Вообще размышляя о потенциале реформирования традиционных религий нужно помнить о том, что в авраамических культах всё в конечном счете завязано на «священные тексты», которые — сюрприз — с течением времени не меняются.

Более того, за попытку что-нибудь подправить в Коране или в Библии тебя, весьма вероятно, линчуют как еретика (есть на подобный случай специальные места в обеих книгах). Причем в этом неприятии правок основополагающих текстов более-менее едины все деноминации любой из трех религий. Текст в авраамических культах — это священная корова. Подобный вариант реформирования отпадает сразу же.

Немного о противоречиях в Библии.

Какие еще варианты у нас остаются?

Оказывается, есть и более изящный путь. Можно просто игнорировать неудобные места в Писании и называть их «метафорами» и «аллегориями». Для этого надо громко призывать не воспринимать их буквально.

Эпизоды геноцида в Библии. Подача на наш вкус чересчур пафосна, но если отключить звук, то смотреть можно.

Это направление, которым движется как современный «традиционный ислам» (игнорируя наиболее нетолерантные места «Корана», который уж чем-чем, а фундаментом «мирной религии» назвать сложно), так и теперешние католицизм с православием.

Общеизвестно, что как Новый, так, в особенности, Ветхий Завет помимо «Нагорной проповеди» и «Песни песней Соломоновых» (соответственно этическая и эротическая вершина древней поэзии) пестрят эпизодами оправдания геноцида, инфантицида, инцеста (эпизод с дочерьми Лота), рабства и некоторыми другими несколько обескураживающими современного (светского и не очень) человека штуками*. Включая, разумеется, религиозную нетерпимость в любых ее формах.

*Про всякий непочитаемый феминистками сексизм я не говорю — это семечки по сравнению с геноцидом каких-нибудь вскользь упомянутых в Библии мадианитян:

«и сказал Моисей: для чего вы оставили в живых всех женщин? Убейте всех детей мужского пола, и всех женщин, познавших мужа на мужском ложе убейте; а всех детей женского пола, которые не познали мужеского ложа, оставьте в живых для себя».

В принципе, мало кто задумывается о том факте, что нынешние форматы «традиционных» европейских религий сильно трансформировались со времен, когда эти религии только сложились.

Современное христианство с его табуированием суицида, «государственничеством» и спокойным отношением к роскоши в Церкви далеко шагнуло от раннего христианства с его аскетизмом, коллективными самоубийствами в ожидании Второго пришествия, отказом платить налоги и уничтожением античных памятников. Делалось это — согласование буквы доктрины с требованиями реальности — поначалу с помощью института Вселенских Соборов.

Позднее, когда мир (в церковно-славянском смысле — «общество», «светская жизнь») стал изменяться быстрее, а верующих стало больше, Соборы перестали быть эффективным средством решения накапливающихся противоречий. Тогда и запустился механизм, о котором мы говорили выше. Механизм игнорирования проблемных мест Писания.

Для себя я называю его «забывчивой реформацией». Откровенно дикие места по мере «смягчения нравов» вначале перестали акцентировать. Затем Ветхий завет стал чтивом для «специально подготовленной публики». Католики поняли все раньше других и вообще весь комплекс священных текстов запретили читать иначе как на латыни — языке элиты, доступном лишь немногочисленным образованным людям. На (довольно долгое) время это даже помогло. Но жизнь-то продолжала катиться с ускорением…

В XIX и XX веках «забывчивая реформация» достигла своего пика. Никогда еще религия не была так слаба и так уступчива под давлением меняющейся светской реальности (науки и техники). Католики первыми повинились перед учеными, простили Галилея, признали эволюцию и — страшное дело! — факт обращения Земли вокруг Солнца.

Православные, наученные чужим горьким опытом, все еще предпочитают многозначительно молчать.

В исламе дела идут не лучше. Стоит собственными глазами прочитать подряд десяток-другой сур Корана (естественно апологеты возопят, что читать надо всенепременно на арабском, поскольку тайные смыслы же), как становится предельно ясно, что никакой «мирной религией» здесь не пахнет.

Очевидно и то, что текст, регламентирующий диету, правила гигиены, внутриплеменные отношения и отношения с иноверцами у обитателей ближневосточной пустыни VIII-IX веков очень мало совместим с реалиями третьего тысячелетия.

Поэтому то, что в выступлениях политиков иезуитски называется «традиционным исламом» на деле как раз очень продвинутый и современный ислам, предпосылки к которому в тексте Корана можно отыскать далеко не всегда. Реальность такова, что этот новый формат сформировался в значительной части не благодаря тексту Писания, а вопреки ему**. Даже «хадисы» — довольно ранние дополнения и комментарии к основному корпусу Корана — это, по сути, попытки «осовременить» толкование уже тогда воспринимавшегося архаическим набора сур.

**Простой пример. Как известно, ислам запрещает правоверным давать друг другу в долг под проценты. Но без этого в современных условиях невозможна работа банков. Нельзя в принципе развивать бизнес, не беря кредиты. Как ответ на это противоречие между доктриной и реальностью возник хитровывернутый институт «мусульманского кредитования» и «мусульманских банков» (погуглите как это работает).

Короче говоря, давно уже не религия определяет жизнь своих современных ее адептов, но напротив реалии обычной человеческой жизни (торговля, дипломатия, технологии, наука, микросоциальные отношения) адаптируют скрежещущую материю религиозной догматики к потребностям модерна.

Здесь уместен риторический вопрос: а нужна ли в принципе эта догматика для выживания и процветания очевидным образом «выросших» из нее культур?

Так или иначе «забывчивая религиозность» пока что работает. Однако ясно и то, что по мере ускорения развития цивилизации, появления новых технологий и общественных отношений, противоречия догматики с реальностью также будут накапливаться. Поэтому и «забывчивый путь» никак не панацея. Хуже того — он чреват серьезнейшими социальными проблемами. О них чуть подробнее.

Время от времени благостное благополучие общественной жизни прерывается катаклизмами и кризисами, а на этой почве очень легко, как известно, прорастают так называемые религиозные фундаменталисты.

Которые, надо сказать, не изобретают ничего нового. Они просто начинают читать собственные Священные писания так, как они и были когда-то написаны. А тех, кто любит пропускать неудобные места они объявляют вероотступниками и режут / побивают камнями / декапитируют / далее по списку. На этом пункте читателю нужно остановиться и крепко задуматься.

О слабой восприимчивости религий к реформам пока все. Движемся дальше.

Религия страшно дорогая штука. Тут речь идет даже не о цене пролитой крови, а о простых экономических вещах. Поддержание культа стоит денег и ресурсов (человекочасов, психической энергии, которая тратится на молитву вместо работы). Всё это религия выкачивает у общества, ничего назад в общество, строго говоря, не возвращая. В этом смысле только война может посоперничать с государственным культом по ресурсоемкости (и бесполезности).

Конечно, некоторые плюсы у религии (с точки зрения государства) есть, и про них мы поговорим чуть дальше. Это и большая управляемость религиозного общества на коротком отрезке, и эффект группового сплочения, и некоторая психотерапевтическая функция культа на микроуровне. Важно понять то, что все эти вещи легко могут быть достигнуты без применения столь дорогой и сложноконтролируемой штуки как культ. Чем-то более безопасным и вполне светским — искусство, дружба и психотерапия утешают не хуже религии, однако без ее грустных «побочек».

Гюстав Доре. Вход крестоносцев в Константинополь.

В-четвертых, религия тормозит развитие общества. Это мы видели на примере арабской цивилизации чуть выше. Пока религия прямо не вмешивалась в науку все у арабов шло нормально. Но как только религия стала государственной идеологией, тут все пошло прахом.

Такое бывало в истории и раньше. Взять ту же Визанитию или Китай. Будучи самодостаточными в цивилизационном смысле, эти культуры решили закуклиться внутри себя. В результате они стали деградировать и… допрыгались до захвата Константинополя сельджуками и Опиумных войн соответственно. Государственный конфуцианский культ (пусть конфуцианство и не вполне религия), долгое время успешно цементировавший ханьское общество, в конечном счете все же сыграл довольно деструктивную роль для китайской культуры.

О пользе религии

В данном разделе мы поговорим о том, почему государство стремится приручать культы и использовать их как инструмент некой социальной интеграции.

В одном из недавних исследований изучались переселенцы в США. Сравнивалось число трудозатратных ритуалов в их группах с выживаемостью этих самых групп как культурных общностей.

Выяснилась интересная вещь. Если в сообществе эмигрантов практиковался один-другой трудозатратный ритуал (не есть свинину, совершать намаз пять раз в день, не работать по субботам), то культурнаое растворение в новой среде происходило примерно за 10 лет.

Если же таких ритуалов было больше 10 (например, в культуре амишей, мормонов или иудеев), то такая общность сохранялась 50-60 лет и дольше, многими поколениями не ассимилируясь в массе местного населения.

Естественным образом все эти «жизнестойкие» культуры с множеством хитрых ритуалов оказывались религиозными. Это очень важный факт, который говорит нам об одной существенной для понимания утилитарного смысла религий вещи.

Причиной наблюдаемого сегодня трепетного культивирования религии государством вполне может выступать этот вполне реально существующий механизм упрочнения «культурных скреп», который должен сделать условных «русских» ближе друг к другу в условной глобализирующейся «Америке», мало-помалу окружающей «русский мир» со всех сторон.

Это также, по идее, должно повысить время на ассимиляцию носителей этнонациональной культуры в чуждой среде. Хорошо это или плохо — тут мнения могут разниться, но пищу для дальнейших самостоятельных размышлений я вам постарался дать.

Еще религия полезна как средство утешения.

В ситуации когда ты один, тебе трудно, а государство перестало выполнять свои функции, религия (далеко не любая) помогает сохраняет какие-то остатки человечности в обществе. Люди общаются с воображаемым другом и это помогает им выжить. Что в этом плохого? Абсолютно ничего. Но повторю — лишь в определенной ситуации. Когда ничего другого от человеческой цивилизации уже не осталось. Когда кругом хаос, даже религия начинает восприниматься как нечто сравнительно конструктивное.

Исаак благословляет Иакова.

Но как только наступает мир, многое из этого может легко быть замещено вполне светскими формами самоподдержки (и взаимоподдержки). Большинству из которых, кстати, и во времена хаоса ничто не мешает проявляться.

Про футурологию и религию

В начале несколько слов о разделе в целом.

В нашей стране назрели и даже перезрели попытки прогнозирования будущего. Обществу необходимо пытаться понять людей будущего, их менталитет, а также то, как научно-технологический и цивилизационный прогресс повлияют на этот самый менталитет.

По существу, нельзя построить никакой нормально работающей идеологии (а это одна из задач государства, с которой оно пока не справляется) без более-менее чёткого понимания места России в глобальном культурно-историческом и цивилизационном контексте. Если мы хотим что-то предложить остальному миру, нам придётся сначала попытаться понять этот мир и то, куда он катится.

Мы знаем не так уж много бесспорных аксиом про будущее. Но одну из них обязательно нужно озвучить.

Любой из видимых из нашего времени сценариев будущего (кроме варианта с падением астероида крупнее 10 км) будет определяться технологиями и наукой.

Ни религия, ни искусство, ни даже политика (при всём их колоссальном значении) не могут качественно изменить расклад сил. Экономика, военное дело, дипломатия — всё это так или иначе попытки «перекроить пирог». Сам «пирог» от этого больше не становится.

История человечества учит нас: единственное, что реально может сделать последних первыми, слабость превратить в силу, а никому не нужный ресурс сделать определяющим — это достижения науки и технологии.

Попытки государства использовать религию в качестве «суррогата идеологии» не новы в истории человечества. Однако, подобно наркотику, давая ряд кратковременных плюсов, они вполне ощутимо деструктивны на сколь-нибудь длительную перспективу.

Применение религии как «общественного цемента», как способа спаять фрагментирующееся общество воедино, получить некую культурно-этническую общность из разрозненных групп — это мера временная, низкоэффективная и, более того, я в этом убежден, крайне опасная. Религия слишком обоюдоострое оружие для его применения в современном мире.

Я больше скажу. Вполне возможно, что старая имперская триада «православие, самодержавие, народность» может даже сработать в краткосрочной перспективе. Но, во-первых, сработает не со всеми. Во-вторых, сработает не с самой ценной (в контексте обрисованного технологического будущего) частью общества.

Образованных и (естественным образом) нерелигиозных людей теперешняя политика государства неизбежно оттолкнёт. Мы уже видим некий системный отток части грамотного населения из страны. И не в последнюю очередь причина этого — в политике государства касательно религии.

И это далеко не все. Из-за постоянных и достаточно последовательных усилий государства по «оправославливанию» населения мы получим новую ось поляризации общества. Помимо уже существующей — по признаку «бедные против богатых» — мы получим новую линию раскола («верующие-неверующие»). Если это продолжится дальше — «образованные vs необразованные». Зачем эти малозначительные недавно (в масштабах государства) различия между людьми доводить до нового социального раскола, мне не понятно.

Но давайте поговорим более предметно. Начнём с полуторачасового видео, которое я вам всё-таки рекомендую заморочиться и досмотреть до конца.

В лекции футуролога Евгения Кузнецова изложено несколько сценариев глобального развития на ближайшие десятилетия. Один из них называется «Сингулярность», и в нём описывается распад человечества на четко отделенные друг от друга зоны.

Дальше последует мое краткое изложение фрагмента этой лекции.

Итак, если тренды, которые мы видим сейчас, чуть продлить в будущее, то человечество окажется расслоенным на несколько типов территорий (по признаку участия их в новом технологическом цивилизационном укладе).

«Кремниевые зоны» будут концентрировать венчурный капитал и компании, генерирующие новации, а главное — людей, эти новации продуцирующих. Сюда будут стекаться лучшие умы человечества, и противостоять этому оттоку мозгов другим зонам будет достаточно проблематично. Придётся строить железные занавесы со всеми вытекающими.

Именно в «кремниевом» пространстве амбициозный бизнесмен / изобретатель / ученый / инноватор смогут проявить себя с наибольшей эффективностью и наименьшими затратами энергии. Здесь постепенно будет формироваться новое человечество с новой моралью и даже новой морфологией (люди здесь будут очень восприимчивы к новациям типа киборгизации человеческого тела за счёт имплантов и нейроимплантов).
При этом здесь будут высоки предпринимательские риски (в виду быстрой сменяемости технологических укладов, поколений и мод). Просто жить и вести какой-нибудь нехитрый «обслуживающий бизнес» будет довольно затратно, от чего ручеек «уставших» предпринимателей будет стремиться перенести бизнес из «кремниевого» пространства в более спокойную и безрисковую «зеленую зону».

Эти «зелёные зоны» не будут иметь тех же ультимативных возможностей для проявления талантов и амбиций, какие доступны в «кремниевых». При этом люди здесь будут пользоваться наиболее передовыми технологиями, доступными человечеству (включая «пренебрежимое старение», «радикальное продление жизни» и даже «бессмертие»). «Зелёные» станут выполнять сервисные функции по отношению к «кремниевым» и психологическая разница между этими регионами будет примерно такой же, какая сегодня сложилась между восточной и западной Европой («в Польше жить не так уж плохо, но амбициозные люди стремятся в Великобританию»). При этом сюда будут со страшной силой рваться люди из двух менее благополучных зон.

«Жёлтые зоны» будут обеспечивать «нормальный общечеловеческий» уровень жизни своему населению. При этом люди здесь не будут иметь доступ к наиболее передовым технологиям («бессмертие», «киборгизация»), которые общедоступны в «зелёных» и «кремниевых» зонах. Люди здесь, возможно, даже не будут о них знать, либо будут считать блажью. Элиты знать будут, и осознание цивилизационного разрыва будет питать их попытки либо переехать в условную «Европу», либо «озеленить» собственную страну. Звучит знакомо, не правда ли? Экономической специализацией «желтых» регионов станут поставки природных ресурсов и людей в «первый мир», а также индустриально-технологическое обеспечение планеты обычными (не ультимативно-наукоемкими) товарами.

«Красные зоны» — регионы, где подобно тому, как это обстоит в сегодняшней Африке, перманентно будет поддерживаться политическая и экономическая нестабильность. Условия для жизни тут «стабильно плохие», и путей выхода из этой ситуации (если вдруг не грянет ледниковый период) особых не просматривается. При этом в «красных зонах» сохранится высокая рождаемость, также эти регионы довольно богаты природными ресурсами. Поддержание искусственной нестабильности в этих зонах, как ни прискорбно, выгодно всем остальным.

Сам Евгений Кузнецов отводит этому сценарию скромные 15% в обрисованной им общей картине вариантов развития будущего. То есть он не считает его таким уж вероятным.

При этом, как мне кажется, он упускает из виду тот факт, что сценарий этот по большей части уже реализован. Да, пока — за вычетом «ультимативных технологий», о которых идёт речь в форсайте (бессмертие и киборгизация). Однако роль этих вещей сегодня выполняет доступ к современным медицинским услугам «переднего края», а также к новейшим цифровым технологиям.

Короче говоря, мы уже видим складывающуюся систему «кремниевых зон». Талантливые люди вовсю стремятся проникнуть в них, чтобы реализовать свои амбиции. Государства уже соперничают за возможность построить подобия Boston Area и Sylicon Valley у себя/ Конкуренция за умы идёт всё более остро. Уже существует система «зеленых», «желтых» и «красных» зон, миграционное и финансовое давление в которых направлено «снизу вверх». Это давление подпитывает всю глобальную систему людьми и ресурсами (как природными, так и финансовыми) за счёт искусственно созданных зон нестабильности в условной «Африке».

В общем, всё, о чем говорит Евгений, либо уже есть уже по факту, либо активно становится таковым прямо на глазах.

Давайте теперь посмотрим на то, какую роль во всём этом может играть религия. Двигаться я предлагаю «снизу вверх» и дальше станет ясно почему (спойлер: для экономии времени).

Итак, в красных зонах роль религий, несомненно, конструктивна. Почему?

Потому что на фоне творящегося бардака и кошмара именно религия сохраняет некие очаги стабильности и порядка. Люди сплачиваются вместе религиозными ритуалами, религия выполняет психотерапевтические функции, примиряя людей с действительностью и давая надежду на посмертное воздаяние (речь, конечно, идет об авраамических религиях). Здесь вполне уместно говорить о «духовных скрепах» и о том, что именно благодаря религии в таких зонах сохраняются некие последние очаги человечности и морали. В общем, в «красной» зоне мы можем, не особенно кривя душой, поставить религии плюсик***.

***Если, конечно, вооруженный конфликт, идущий там, сам по себе не носит религиозный характер (см. бывшая Югославия).

Переходим в жёлтую зону. Разобравшись с тем, как работает религия здесь, мы, в принципе, закончим разговор о ней и будущем, потому что в «зелёными» и «кремниевыми» зонами всё станет и так понятно. Итак, в «жёлтой» зоне (в которую сегодня можно смело записать все страны БРИКС) главная проблема формулируется слудующим образом:

как использовать собственные ресурсы, а также энергию, поставляемую из «красных» мест (в виде людей, денег и природных ресурсов) для плавной трансформации себя в «зеленых».

К России и Китаю это применимо уже потому, что они когда-то уже были своего рода «зелёными» зонами, однако по разным причинам и в разное время (опиумные войны и распад СССР) провалились вниз. Китай на своем пути к мировому экономическому и индустриальному лидерству уже многого добился. России, в принципе, двигаться должно быть легче — сохранены территории, огромные природные ресурсы, приличная пока что экология и достаточно талантливое / высокообразованное население.

Но есть у России и своего рода «гандикап». О нём в контексте темы статьи расскажу подробнее.

В Китае нет никаких «нравственных» или биоэтических препятствий для того, чтобы, например, вовсю применять технологию CRISPR-Cas9 для биоинженерии человека. Там живут атеисты и прагматики, для которых в полной мере очевидна польза этой технологии.

А именно: (1) победа над наследственными заболеваниями, (2) возможность улучшить евгенически («позитивно-евгенически») свой «людской материал». При этом тамошним ученым не мешают предрассудки, характерные части носителей европейской культуры и конкретно релиозной авраамической культуры.

Кстати, в Британии, хоть и запоздало, тоже осознали происходящее, и тоже частично легализовали эксперименты такого рода.

В России любая попытка проводить биоинженерную работу с эмбрионами человека столкнётся с неизбежным противодействием как правящих религиозных кругов, так и религиозной общественности. Это я и называю «культурным гандикапом». То есть бременем, которое неизбежно сыграет свою роль в отставании «русского желтого мира» от условно «азиатского желтого мира».

К чему такое неравное состязание приведет лет через 18-20?

В Китае уже подрастет первое поколение «сверхлюдей» (или «сверхсолдат» — если так кому-то понятнее). Они будут избавлены от генетического груза, смогут бегать и прыгать как никогда не сможем мы с вами (немодифицированные люди). Их иммунитет будет совершеннее справляться с инфекциями (и позволит им пережить биологическую войну, буде такая случится), их зрение будет острее, ум живее, аналитические способности глубже и так далее.

Тайком от общественности (а может, и вовсе не тайком) что-то аналогичное будет делаться и в тех странах Запада, которые вовремя осознают военный и экономический потенциал новой технологии.

Россия вряд ли сможет с этим всем конкурировать на технологическом поле, если сегодня ничего, кроме «духовности», не предложит. Если нынешний тренд на сближение религии и государства продлить в обозримое будущее. Религия и технологический прогресс, к сожалению, совместимы плохо. Этому сама история учит нас снова и снова.

Освящение Северского центра единой диспетчерской службы 112.

Среди основных плюсов теперешней ситуации в РФ обязательно следует назвать тот, что от предыдущего, более «зелёного», своего состояния (а именно от 50-х—70х годов прошлого века) наша страна унаследовала сравнительно невысокую религиозность общества вкупе с высоким интересом к достижениям науки и техники.

И это, надо сказать, вселяет в меня определенные чаяния на модернистское (а не постмодернистское) будущее моей страны.

Автор: Ренат Атаев