Сегодня исполняется 80 лет со дня рождения Ульрики Майнхоф.
Она погибла при невыясненных обстоятельствах в тюрьме Штаммхайм города Штутгарта 8 или 9 мая 1976 года. В Германии для многих она остается символом зла, объектом открытой ненависти, а для других – «одной из самых выдающихся женщин в немецкой истории, яркой, неоднозначной личностью, совершавшей ошибки, попадавшей под дурное влияние, но несомненно – великой».
Для третьих… она была вся — одно только сердце, и еще она была исключительно последовательной в своих действиях. Поэтому она честно шла до конца.
Одно из самых гнусных явлений в ФРГ шестидесятых годов – это так называемые «воспитательные дома», где над подростками не только издевались, не только не давали возможности получить образование, но и массово использовали их бесплатный труд для получения прибыли (как и в современной России). Наверное, не случайно, что и другие основатели РАФ — Энсслин и Баадер — были тесно связаны с этим явлением, а некоторые рафовцы попросту из таких учреждений вышли (напомним, что РАФ или RAF — нем. Rote Armee Fraktion «Фракция Красной Армии» — немецкая леворадикальная террористическая организация, действовавшая в ФРГ и Западном Берлине в 1968—1998 годах). Ульрика Майнхоф, к тому моменту известная левая журналистка, делала фильм о таком учреждении для девочек, фильм назывался «Бамбула». Это мог бы быть звездный час Ульрики, переход ее карьеры на новый, так сказать, уровень — на уровень телевидения. Ульрика сама подружилась с некоторыми девочками из воспитательного дома, одна из них потом сбежала и жила у Ульрики. Казалось, что очень важно рассказать людям о том, что творится в таких домах, познакомить зрителей с трагедией этих детей. Но к тому времени Ульрика уже была знакома с Энслин и Баадером, а эта пара успела попасть в тюрьму за поджог универмага.
Во всей этой истории многое кажется вымышленным, легендой, поэмой, литература переплетается с жизнью, смерть — с типографскими гранками, настоящее — с прошлым и будущим, причем будущее — это мы, сегодняшние… Бывший эсэсовец Грасс пишет роман «Под местным наркозом», где мальчик хочет сжечь свою собаку на глазах у дам в кафе, сжечь, чтобы они увидели, что это такое — когда горят заживо, потому что рассказы про напалм во Вьетнаме и фотографии горящих детей на них не действуют. У Грасса мальчика мило убеждают не заниматься экстремизмом, и у него это не могло быть иначе. А в жизни двое молодых немцев поджигают универмаг — с той же целью, хотя и без жертв, но куда более действенной, чем демонстрации с привычными лозунгами. Жертвами оказываются сами исполнители, в жертву они приносят себя…
По этой причине Ульрика неожиданно для всех объявляет, что не будет продолжать работу над фильмом. «Потому что, — пишет она режиссеру, — это гнусно. Мы создадим еще одно зрелище. Телезрители будут пялиться в экран, охать и ахать, и дальше пойдут трескать сосиски с пивом после интересного развлечения. Я не хочу их развлекать».
Ну как же, отвечает ей режиссер, зачем же вы нас так обижаете! Это вовсе не развлечение. Все мы принимаем горячее сердечное участие в судьбе девочек и переживаем за них. Некоторые из съемочной группы даже напрямую помогают этим девочкам!
Впрочем, фильм так и не вышел. Его собирались показать по телевидению 24 мая 1970 года, а 14 мая Ульрика превратилась в самого злостного и самого разыскиваемого в Германии преступника. Всё, что она совершила — это прыжок через окно. Из-за этого прыжка ее разыскивали куда активнее, чем других, чем даже того, кто стрелял и по неумелости, по неосторожности ранил постороннего человека, библиотекаря. 14 мая Ульрика Майнхоф организовала освобождение из-под стражи Андреаса Баадера.
Было ли это случайностью, результатом внешнего влияния? В Германии много пишут о РАФ в стиле психоанализа. Дескать, как ребята дошли до жизни такой. Ульрику обычно представляют доброй, умной, но увы, слишком уж легковерной и слабохарактерной женщиной. В каком-то смысле можно говорить о влиянии, да.
В том смысле, что если бы не было остальных основателей РАФ, каждый из которых пришел туда по-своему — наверное, в полном одиночестве Ульрика вряд ли смогла бы организовать вооруженную борьбу. Приходило ли ей это в голову тогда — мы не знаем. Но в одиночку это сделать нельзя.
Конечно, присутствие единомышленников подталкивало к действиям (так же, как и существование партизанских групп во многих странах мира). Но она была к этому готова. Она давно писала статьи и занималась левой политикой. Вначале ее статьи были проникнуты искренней верой в немецкую конституцию, в общую благость мира, в то, что «достоинство человека неприкосновенно». Одна из статей так и называлась «Достоинство человека». Сама по себе статья эта незначительна, она антивоенная. Ульрика возмущается милитаризацией Германии, возможностью ввести «чрезвычайное положение». Но в конце статьи, намекая на конституцию, Ульрика предупреждает, что в таком случае достоинство человека вовсе уже не будет неприкосновенным (как и произошло в 1993 году в Москве).
Ульрика пишет о мигрантах, гастарбайтерах, живущих в общежитиях, где мужчины порой содержатся отдельно от женщин, разлучаются семьи — фактически люди живут как в тюрьме, их массовый дешевый труд способствует пресловутому «экономическому чуду». Она пишет о международной политике, о Вьетнаме. О вспомогательных школах, о детях из бедных семей. Она с горечью пишет о «Большой коалиции», когда окончательно рухнули какие-либо иллюзии в отношении социал-демократов.
Однажды Ульрика брала интервью у старого еврея, бывшего узника концлагерей. Потом этот человек вспоминал: «Я говорил о прошлом, и вдруг увидел у нее на глазах слезы».
Ей было не все равно. Она получала деньги за работу, но она плакала над тем, о чем писала — она проживала это.
Когда Ульрика была девочкой, подростком, она сбегала с уроков и относила продукты беженцам, живущим на окраинах в бараках. Монахиня из ее школы сказала: «Ульрика, ты закончишь свою жизнь в канаве — или в монастыре». Но для монастыря она оказалась слишком честной. Слишком последовательной.
В среде послевоенной немецкой молодежи не все верили в «экономическое чудо», которое может сделать Германию еще более сильной и процветающей, чем при довоенном Третьем рейхе. Идеи новой революции зрели в школьной, университетской, академической среде, в некоторых слоях интеллигенции. Эти люди с надеждой смотрели на Восток, особенно на Восточную Германию, скрытую за каменной стеной и колючей проволокой. Они всерьез рассматривали ГДР как модель государства будущего. Эти «кухонные радикалы», представители среднего класса, верили, что концепция капитализма изжила себя, и пришло время истинно пролетарской революции. Но они были убеждены, что реализовать эту идею мирным путем невозможно — новый Иерусалим должен быть воздвигнут на крови. В неистовом потоке насилия имя Ульрики Марии Майнхоф оказалось неразрывно связанным с именем Андреаса Баадера. Созданная ими террористическая организация стала одной из самых известных в новейшей истории Германии.
Ульрика родилась в Нижней Саксонии 7 октября 1934 года и принадлежала к тому «потерянному поколению», которое было искалечено войной. Рожденная в период восхождения фюрера к власти, достаточно взрослая, чтобы понять, что он поставил страну на колени, она рано столкнулась с трудностями реальной жизни. В 1955 году Ульрика поступает в Марбургский университет, где изучает философию, социологию, педагогику и германистику. Она становится активным членом различных левых движений, выступает за запрещение ядерного оружия. В 1958 году Ульрика вступает в Социалистический союз немецких студентов (ССНС), молодёжную организацию Социал-демократической партии Германии (СДПГ), начинает выступать в прессе как журналист и публицист.
Со своим мужем Клаусом Рёлем они познакомились в 1962 году на антиядерной конференции в Бонне. Клаус был потрясен обличительным пафосом речи Ульрики, направленной против правящей верхушки ФРГ. Еще больше его приворожила внешность ораторши — женственной, широкобедрой, длинноногой. Рёль в ту пору выпускал левацкую студенческую газету «Конкрет». Опытный бабник очаровал красавицу, и Ульрика влюбилась в него, вышла замуж. Клаус Рёль привел ее в КПГ, он же раскрутил ее как журналистку, дал колонку в своем журнале, сделал ее главредом, и она стала писать радикально-пылкие статьи для его газеты. В первой половине 60-х годов XX века Ульрика становится одним из самых известных западногерманских журналистов, приобретает репутацию «самого блестящего пера ФРГ», получает огромные гонорары. Однако в течение всех этих лет обеспеченной жизни с «Мерседесом» возле собственного дома Ульрика Майнхоф продолжает утверждать, что лишь вооруженная борьба может излечить современное общество от всех его болезней.
Очень скоро Ульрика оказалась в постели Клауса: это был ее первый мужчина! От этого факта Рёль испытал новое потрясение: прежде ему не доводилось встречать девственниц в возрасте 28 лет.
Скоро они поженились, а уже в 1963 году Ульрика родила близнецов Беттину и Регину. Еще когда она была беременной, у неё была обнаружена опухоль мозга. Требовалась срочная операция, но наркоз опасен для не рожденных близнецов. И эта левая феминистка, заметим, ждет и терпит невыносимые боли (она потом всю жизнь вспоминала об этом с ужасом — никогда не пробовала наркотиков только потому, что боялась этих воспоминаний) — она не делает аборта по медицинским показаниям, она ждет момента, когда уже можно сделать кесарево сечение, и врачи спасают детей, а потом уже делают ей операцию. Потом приличные бюргеры, брызжа слюной, будут проходиться насчет ее плохого отношения к детям, дескать, мать-кукушка, «бросила детей». Одна из дочерей, с девятилетнего возраста живших у отца, публично осудит ее.
А Ульрика пишет и о женщинах, об их положении — для этого ей даже не нужно искать героев материала, она знает эту ситуацию на собственной шкуре. Муж изменял ей налево и направо, не особенно заботясь о малышкам и далеко не каждый день приходя домой ночевать. «Free love», — улыбался он жене, возвращаясь под утро домой, — свободная любовь…
Даже работа 35-летнего Клауса Рёля заключалась в описании половых актов: он переводил на немецкий язык шведские порнографические книги. Когда грянула сексуальная революция, гонорары за такого рода литературу платили баснословные. Супруги через год меняли автомобили, предпочитая «Мерседесы». Подвал их берлинского дома был полон дорогих вин.
Ульрика сгорала от ревности, но помалкивала. Произвольный обмен партнершами и групповой секс — вот что занимало помыслы парней в ФРГ, Франции, Италии, Великобритании, США. Девушки стремились, как и во все времена, к семейному очагу, однако мода требовала жертв: для ревности в секс-революции места не было.
Месть Клаусу как конкретному виновнику личной катастрофы заключалась в том, что Ульрика решила стать развратной. Именно так: решила, заставила себя, ибо от природы женщины в среднем значительно более склонны к верности, чем мужчины. Ее любовником и вторым в жизни мужчиной стал тот, кто подвернулся под руку, — Стефан Ауст, один из редакторов «Конкрет».
А когда Германию настигает так называемый «68-й» (то есть несколько горячих лет, незаметно, без взятия власти, но значительно изменивших облик западного мира), Ульрика уже стала другой. Она пишет «От протеста к сопротивлению», и знаменитые строки:
«Протест — это когда я заявляю: то-то и то-то меня не устраивает. Сопротивление — это когда я делаю так, чтобы то, что меня не устраивает, прекратило существование.
Протест — это когда я заявляю: всё, я в этом больше не участвую. Сопротивление — это когда я делаю так, чтобы и все остальные тоже в этом не участвовали».
В феврале 1970 года в богатой квартире журналистки поселилась пара влюбленных: Гудрун Энсслин и Андреас Баадер. Баадер родился в Мюнхене в 1943 году. Он был приверженцем насильственных методов классовой борьбы. Красивый бездельник, никогда не работавший, любимец женщин, он приехал в Берлин и регулярно участвовал во всевозможных демонстрациях. Тут протестовали по любому поводу и боролись за что угодно. В 1967 году убежденная коммунистка Гудрун Эннслин бросила мужа с маленьким ребенком и сошлась с Баадером, с которым познакомилась на студенческой демонстрации. Как раз в то время Андреас Баадер стал яростно проповедовать свою философию классовой ненависти. Он стал призывать к вооруженной партизанской борьбе против государства, к так называемой «народной войне». Самый первый акт вооруженной борьбы оказался неудачным. Баадер и Эннслин подложили зажигательные устройства во франкфуртский универмаг в знак протеста против войны во Вьетнаме, но были схвачены. Ульрика посещала все заседания суда над ними и восхищалась их отвагой и решительностью: они уже приступили к насилию, о котором она пока лишь мечтала. Не прошло и месяца, как появился еще один гость, адвокат Хорст Малер. Он возглавлял «Коллектив адвокатов-социалистов» и любил повторять: «С лакеями капитализма не разговаривают — в них стреляют».
Ульрика была последовательной, и поэтому организовала в итоге освобождение Баадера. Это было так: она заявила, что будет писать вместе с ним книгу о воспитательных домах, и что для этого им нужно поработать в библиотеке. Баадера доставили туда под охраной. По плану, вооруженная группа должна была ворваться и освободить Баадера, используя оружие исключительно для устрашения. Ульрика должна была изображать жертву нападения и остаться сидеть на месте. Однако, устроив стрельбу прямо в читальном зале, террористы тяжело ранят библиотекаря и обоих стражников, после чего выпрыгивают в окно — и с этого момента нормальная обычная жизнь Ульрики Майнхоф заканчивается и начинается совсем другая жизнь — короткая, страшная, и большую ее часть Ульрика проведет в тюрьме.
После этого боевого крещения Ульрика уходит в подполье. Она становится одним из основателей, руководителей и теоретиков Фракции Красной Армии (РАФ). В 1970 году вместе с Малером, Баадером и Энслин она отправляется в Иорданию, где проходит подготовку в учебном лагере. Ульрика успешно постигает премудрости терроризма: как выпрыгнуть на ходу из мчащейся машины и при этом не пострадать, как поражать цель из пистолета новейшего образца.
«Терроризм» — это объединяющее слово для всех «плохих парней» (и конечно девчонок). Террористом завтра может оказаться любой из нас. Но «есть нюансы». Бойцы РАФ никогда сознательно не убивали «просто людей», трудящихся. РАФ была ЗА трудящихся, ЗА людей — а не против них. Убивали тех, кого можно считать врагом, обычно — вооруженным врагом. Тех, кто стрелял в них самих — американских солдат и офицеров, собирающихся во Вьетнам, полицейских, судей, продажных чиновников. Насилие? Но почему насилие должно быть монополией буржуазного государства, спрашивает Ульрика. Почему этому государству разрешено убивать миллионы совершенно невинных мирных жителей, детей, жечь их напалмом, травить агентом-оранжем, «шоковой терапией» — это нормально?
Собственно, они и убивать-то начали далеко не сразу. Такое впечатление, что они всё же долго не могли понять, на что, собственно, подписались и на что пошли. Это и понятно — они жили не в Латинской Америке и не в Германии конца 20-х годов, где уличные бои были нормой, они все были гуманистами, они готовы были пожертвовать собой — но не стрелять в людей. И обучение в палестинском лагере не помогло. Ничего не помогло. Только когда полицейские убили 20-летнюю Петру Шельм, вот тогда уже началась серьезная пальба, перестрелки. А потом прогремели взрывы в американских казармах…
А началось это так. Группа возвращается в Германию, но нуждается в деньгах. С этой целью террористы начинают налёты на банки, наводя ужас на законопослушных бюргеров. Особенно доставалось полицейским. Один из них был убит пулями «дум-дум» — варварским средством умерщвления, запрещенным международной конвенцией. Ульрика лично усовершенствовала серию бомб, изготавливаемых из начиненных взрывчаткой обрезков трубы. Такое устройство называли «бэби-бомба». Оно подвешивалось на ремнях через плечо так, что лежало на животе, и женщина казалась беременной. Жан-Карл Распэ, очередной любовник Ульрики и лидер группы во Франкфурте, а также Баадер и Эннслин заложили несколько бомб в штаб-квартиру 5-го американского армейского корпуса. От взрыва погиб американский полковник, тринадцать гражданских и военных сотрудников были ранены. Американскую армию Ульрика определила как одну из целей борьбы. Она считала, что именно Америка повинна во всех европейских неурядицах. Кроме того, это была месть за войну во Вьетнаме, войну, к которой «Красная Армия» относилась резко отрицательно. В следующем году «Красная армия» продолжила свою кровавую кампанию. Пять человек были ранены в помещениях мюнхенских полицейских участков, где взорвались бомбы с часовым механизмом, оставленные в чемоданах. Жена судьи, который подписал ордера на арест террористов, была тяжело ранена взорвавшейся бомбой в своей машине, когда повернула ключ зажигания. Ульрика лично подложила бомбы в офисы крупнейшего издательства Акселя Шпрингера во Франкфурте. Еще три американца погибли неделю спустя от взрыва бомбы в казармах города Гейдельберга. Бомбы Ульрики были сработаны талантливым механиком Дирком Хоффом, который сменил прежний род занятий на политический террор. Он делал такие чувствительные таймеры, что оружейные фирмы впоследствии искали его чертежи, чтобы использовать их в производственных целях.
Легкость, с которой действовали террористы, кровавые следы, которые они оставляли, вызывали сильное беспокойство правительства Западной Германии. Стало известно, что Ульрика Майнхоф часто наведывается в Восточную Германию, чтобы пополнить запасы оружия. Однако выследить ее было очень трудно — она часто меняла и внешность, и документы. После долгих розыскных мероприятий 15 июня 1972 года Ульрика Майнхоф была арестована и помещена в тюрьму «Кёльн — Оссендорф», где стала одним из первых западногерманских заключённых, на которых была опробована система «мёртвых коридоров» — система тотальной изоляции и пытки посредством сенсорной депривации. В январе 1973 года она была выведена из «мёртвых коридоров» в результате сухой голодовки, проводившейся заключенными — членами РАФ в знак протеста.
Нужно сказать, что в ходе следствия не было доказано участие Ульрики ни в одном эпизоде смертоубийства. Мы так и не знаем — стреляла ли она сама в человека? Убила ли кого-нибудь? Неизвестно.
Деятельность первого поколения РАФ продолжалась всего 2 года, и уже в 1972 году все они были за решеткой. Второе и последующие поколения были более решительными, более жестокими — и более результативными. Но первое – оно стало легендой. Наверное, не в последнюю очередь благодаря Ульрике, потому что она и сама была тоже легендой, «второй Розой Люксембург». Обе они были женщины, обе — коммунистки, и обе погибли от рук врагов. Обе вписали свои имена в историю.
Ульрика Майнхоф должна была стать одной из главных обвиняемых на «Большом процессе РАФ», но 8 или по другим данным 9 мая 1976 года она гибнет в тюрьме особого режима «Штаммхайм» при странных обстоятельствах. Согласно официальной версии, Ульрика покончила жизнь самоубийством — повесилась в камере. Однако официальная версия оспаривается независимыми экспертами (так же, как и официальная версия более поздних самоубийств в той же тюрьме всех остальных лидеров РАФ). Никто так и не объяснил, каким чудом удалось добраться до крюка в потолке четырехметровой высоты (позже, застеснявшись, власти меняют версию: теперь Ульрика объявлена повесившейся на форточке). Также никто не объяснил, почему у «самоубийцы» Майнхоф отсутствовали обязательные при самоубийстве посредством повешения признаки: прилив крови к голове и повреждения шейных позвонков. Как она смогла повеситься на самодельной веревке, которая не выдерживала вес человека? Где предсмертная записка? Никто, наконец, так и не объяснил, откуда взялись следы спермы в гениталиях Ульрики (то есть ее сначала изнасиловали, а потом убили — или даже наоборот).
Есть и психологические причины, препятствовавшие совершению самоубийства именно 9 мая: абсолютно все понимали, что Ульрика не могла покончить с собой в этот день, в который левые в Западной Европе — так же, как и в СССР — празднуют День победы над фашизмом. Церковь также отказалась признать Ульрику самоубийцей, опираясь на сведения, полученные на исповеди, и Майнхоф была похоронена в церковной ограде на кладбище в Мариендорфе в Западном Берлине.
Похороны превратились в массовую многотысячную демонстрацию протеста. Аналогичные демонстрации прошли во многих городах мира. Такое происходит нечасто и только с теми людьми, чья жизнь была настолько яркой, что спустя десятилетия к ней возвращаются, как к символу или идеалу. Каковы бы ни были обстоятельства ее смерти, так уж вышло, что войдя в тюрьму и оставшись там навсегда, ее образ мученицы и революционерки вылетел из этих стен и еще долгие годы вел за собой многие поколения молодых немцев, которые не хотели сидеть сложа руки. Их методы — это традиционное оружие слабых. В этом отношении вряд ли Майнхоф можно назвать второй Розой Люксембург, потому что Люксембург мыслила масштабнее, ее работы были концептуально более проработаны, нежели тексты Ульрики Майнхоф. История Фракции Красной Армии еще раз показала, что одним только террором нельзя осуществить задуманное. В своей борьбе последователи Майнхоф допускали ту же принципиальную ошибку, которую совершали российские эсеры, упуская за громкими и символическими актами индивидуального террора главное — они так и не смогли встать в авангарде трудовых масс, поведя их на слом столь ненавистной им системы. И если за эсеров эту задачу решили большевики, то за Фракцию Красной Армии эту задачу решать было некому. Однако вряд ли у кого-то поднимется рука кинуть камень в тех, кто сложил свои головы в неравной борьбе, хотя выбранный ими путь уже содержал в себе зерна будущего поражения. Значит ли это, что борьба их была напрасной? Судя по тому, что их до сих пор вспоминают, о них пишут книги, снимают фильмы, а также клеймят и ненавидят — нет! Свой след в истории XX века они оставили, а это доступно далеко не каждому. Без них, без Ульрики Майнхоф не было бы тех, кто победил и кто показал, что капитализм не есть единственный путь развития человечества.
Одно из самых известных высказываний Ульрики Майнхоф, мученицы и иконы всех левых во всём мире, гласит: «Мы говорим, естественно: легавые — это свиньи, тип в униформе — свинья, а не человек. И мы должны обращаться с ним соответственно. Это означает — мы не должны с ним разговаривать. Это вообще неправильно — разговаривать с этими людьми. И, конечно, можно стрелять».
Ну как здесь не вспомнить слова защитников «Белого дома», оставленные ими на Расстрельной стене в 1993 году: «ОМОН – кровавая сука, посмотри на деяния рук своих!»
Осенью 2002 года дочь Ульрики, журналистка Беттина Рёль, узнала, что мозг её матери не был захоронен. Он много лет хранился в формалине и после объединения Германии вновь исследовался в психиатрической университетской клинике Магдебурга. По некоторым данным, результаты аутопсии указывают на пониженное чувство вины Ульрики, связанное с травмой мозга, полученной в 1962 году при удалении доброкачественной опухоли. Однако Комиссия по этике запретила дальнейшее исследование мозга Ульрики и публикацию его результатов. Прокуратура Штутгарта затребовала мозг назад, распорядилась кремировать его и вернуть родственникам.