О Калашникове и не только…

Опубликовано: 16.01.2014 Автор: mifov.net в рубрике Война против СССР

Каждое случившееся событие по своему высвечивает особенности этого мира, казалось бы, абсолютно не связанные с ним. Так, в последние дни в русской блогосфере широко распространилось обсуждение знаменитого русского оружейника Михаила Тимофеевича Калашникова. Обсуждается и сам конструктор и его творение (разумеется, главное — АК-47). Интересно, что данная дискуссия очень быстро свелась к нескольким главным темам. Одним из главных стал вопрос: действительно ли Михаил Тимофеевич является автором знаменитого автомата?

На самом деле, несмотря на то, что данная постановка вопроса кажется бредовой, у ее сторонников есть несколько «неопровержимых» аргументов. Например, то, что АК-47 крайне похож на сконструированный ранее Хуго Шмайссером StG-44 (Sturmgewehr 44). Данный вопрос, впрочем, давно уже разобран на всевозможных площадках: считать главным признаком заимствования похожий внешний вид при довольно большой разнице в конструкции по меньшей мере смешно.

Но дело обстоит еще хуже: существует огромная масса людей, для которых сам момент нахождения на территории СССР Хуго Шмайссера в момент разработки нового автомата автоматически говорит за его авторство в данной конструкции. «Пускай АК-47 — не копия StG-44 — уверяют они — но почему тогда мы должны считать его автором полуграмотного сержанта (то есть Калашникова). Разве не логично, что знаменитый немецкий конструктор имеет больше шансов стать создателем нового оружия?» Иногда появляется более «широкая» версия данного вопроса, где создателем АК-47 объявляется не конкретно Хуго Шмайссер, а любые другие лица. Только бы не «полуграмотный сержант».

Во всем вышеперечисленном проявляется столь большое число современных ошибок и заблуждений, что его следует рассмотреть подробнее. Итак, почему М.Т.Калашникова так не хотят признавать автором автомата своего имени? Прежде всего, потому, что он не имеет технического (а уж тем более, высшего образования), и, следовательно, по мнению многих, просто не способен придумать столь удачную конструкцию.

Правда, тот же Шмайссер тоже не имеет высшего и даже технического образования. Более того, среди знаменитых оружейников высшее образование (а в особенности, профильное) является большой редкостью. Тот же Сэмюэл Кольт получил образование химика (а никак не инженера), а Джон Браунинг так же, как и Калашников, был чистым самоучкой. Такова особенность этой сферы деятельности. Впрочем, не только — «папа» электрической лампочки, грамзаписи и еще огромного числа изобретений Томас Алва Эдисон даже не закончил среднюю школу.

Почему подобное возможно? Ну, во-первых, потому, что получить приличное представление о природе и сущности вещей можно не имея формального диплома. Более того, можно сказать, что наличие этого самого диплома, причем даже не купленного в переходе, а честно «заработанного» ежедневным хождением на лекции (и честным сном на них), не гарантирует подобного понимания. Но дело не только в этом.

Дело в том, что само по себе высшее (и даже среднее) образование имеет смысл только в том случае, когда для трудовой деятельности требуется выход за пределы обыденного понимания. То есть, когда надо уметь пользоваться абстрактными моделями, наподобие математики и т.п. Как ни странно, но во многих случаях это реально необходимо — тогда, когда надо работать с вещами, выходящими за рамки так называемых нормальных условий. Например, работающих при нагрузках (например, механических или тепловых), с которыми обычно человек не сталкивается. Или с явлениями, не воспринимаемыми человеческими органами чувств — как в случае с электромагнетизмом.

В таком случае предсказать, как будет вести та или иная система, просто невозможно. Приходится моделировать. Именно тут требуется научное мышление, прививаемое (по идее) образованием. Впрочем, как говорит пример Циолковского, оно может быть и абсолютно неформальным, самостоятельным. Но в любом случае, оно должно быть, и человек, занимающийся изобретательством и конструированием, скажем, в области электроники, должен затратить довольно много времени на получения подобных знаний.

Но есть области, в которых подобного не требуется. Например, построить малоэтажное строение может человек, не знающий не только сопромата, но и, скажем, тригонометрии. На одном «здравом смысле» — то есть, на основании обыденных, традиционных норм и правил. И такое строение будет не хуже построенного профессиональными архитекторами — строения, построенные неграмотными мастерами столетия назад, прекрасно стоят до сих пор.

То же самое можно сказать и про многие механические вещи. Созданные столетия назад часы по прежнему работают, удивляя нас точностью и изощренностью работы механизмов. Удивительно, но современных часовщики опережают своих предков, наверное, только по дешевизне работы. Последний значимый элемент механических часов — турбийон был запатентован в самом начале XIX века. Далее только рост технологичности, который к самим часам имеет весьма опосредованное отношение, а связан с развитием иных отраслей промышленности.

В этом смысле автомат Калашникова — АК-47 — походит на механические часы. Впрочем, он много проще большинства механических часов: простые часовые механизмы состоят из 100-130 деталей, в более сложных число составных частей доходит до тысячи. А число деталей АК-47 — всего 95! Причем подобное можно сказать не только о количестве деталей, но и о точности их обработки — допуски для деталей АК-47 намного менее жесткие, нежели для большинства часовых механизмов.

Отсюда отсутствие высшего образования Калашникова уже не кажется удивительным — ведь не мешало же его отсутствие швейцарским часовщикам. Для данной работы достаточно было знать и понимать принципы работы основных механических систем — но как раз в отсутствии подобного Михаила Тимофеевича нельзя упрекнуть. Калашников с детства, подобно многим мальчишкам того времени, очень сильно интересовался техникой, а затем работал на железной дороге. Попав в армию, он оказался если и не на «переднем крае» тогдашнего технического прогресса, то по крайней мере, очень близко к нему — стал танкистом.

Поэтому неудивительно, что общее стремление к технике у Калашникова очень быстро трансформировалось в изобретательство. Он разработал инерционный счетчик выстрелов из танковой пушки, приспособление к пистолету ТТ для повышения эффективности стрельбы через щели в башне танка и счетчик моторесурса танка. Вполне в духе Эдисона. Впрочем, в целом, изобретательство в СССР того времени было вполне обычным явлением, и Калашников не представлял какого-то там уникума, превосходившего всех и вся.

Но потом была война. Вернее, Война, самая страшная в истории человечества. Война, в которой миллионные армии сходились в жесточайших сражениях. Война, в которой средний человек переставал быть средним человеком, которая высвечивала самые высокие и низкие черты. И эта Война стимулировала людей искать самые эффективные способы решения задач.

Самым известным из подобных случаев может считаться атомная бомба. Но «Манхэттенский проект» — только вершина той огромной пирамиды, целью которой являлось создание нового вооружения. По обеим сторонам фронта создавалось невиданное ранее множество столь необычных решений, которых в довоенное время трудно бы было даже предположить. Разумеется, были среди них и нелепые, вроде немецкого танка «Маус» или японских авианесущих субмарин. Но были и такие, которые оказали радикальное влияние на военную (и невоенную) сферу.

Именно подобным «порождением войны» и можно рассматривать знаменитый автомат. Но для того, чтобы пояснить это, следует сделать небольшой экскурс в историю.

Изначально военное дело Нового Времени выросло из опыта первых массовых пехотных армий, начиная со швейцарцев. Тактика их, равно как и тактика более поздней «классической эпохи», основывалась на мощном «силовом ударе», который следовал после ряда маневров. Основной ударной силой вначале выступали пикинеры, в более позднее время пики сменили штыки. Штыковой удар по своей эффективности превосходил огнестрельное оружие как таковое, недаром Александр Суворов сказал свое классическое: «Пуля дура, штык молодец». Огнестрельное оружие того времени имело ряд недостатков: например, низкую точность, которая не давала возможности вести бой на больших дистанциях, или низкую скорость стрельбы. Разумеется, еще с XVI века было известно нарезное оружие, дающее приемлемую точность, но сложность с заряжанием подобных ружей — и так представлявшее серьезную проблему для дульнозарядного ружья — тут была велика и полностью перекрывала все преимущества.

Но рано или поздно любая проблема находит свое решение. Так и находившееся столетиями на втором плане нарезное оружие в середине XIX века все-таки получило такие усовершенствования, что позволили ему эффективно использоваться в военном деле. В частности, была предложена особая конструкция пули (пуля Минье) и идея заряжания с казенного конца (винтовка Дрейзе). Подобные усовершенствования привели к неожиданному результату — эффективность стрелкового огня оказалась так велика, что тактика, основанная на штыковом ударе, стала невозможной. Атакующие уничтожались раньше, нежели могли подойти к противнику. И уже в Крымской войне данная инновация одним из факторов, приведших к поражению русской армии (одной из самых сильных армий «предыдущего периода»). Но наиболее ярко особенность новой тактики проявилась в период Гражданской войны в США 1861-1865 годов.

Как обычно в подобных случаях, новая тактика была принята не сразу, но где-то со второй трети XIX века никого уже не надо было убеждать в том, что главное — это убить солдата противника как можно раньше. Поэтому важнейшим качеством для стрелкового оружия стала дальнобойность. Кроме всего прочего, этому способствовало и то, что после Франко-Прусской войны 1870-1871 годов Европа (да и мир) не знал «глобальных» войн, охватывающих множество развитых стран. Вместо этого мир пылал множеством локальных конфликтов, вспыхивающих то на Балканах, то в колониях и т.д. В этом варианте возможности для метких стрелков, скрывающихся на местности, были очень велики. Вершиной «снайперской» тактики стали Англо-Бурские войны конца XIX века, когда бурские стрелки успешно противостояли английской «линейной» пехоте.

Но уже в этих войнах был продемонстрирован новый тип оружия — пулемет. Данное оружие казался не особенно противоречащим тактике, основанной на стрелковом искусстве — ведь пулемет — это та же винтовка, только делающая много выстрелов. Но впоследствии оказалось, что данное мнение неверно. То, что пулемет меняет тактику, стало ясно, когда все-таки началась глобальная мировая война — Первая Мировая. В ней нередко были случаи, когда огромные массы наступающих останавливались мощным пулеметным огнем.

Еще более убийственным был огонь артиллерии, который буквально превращал все, находящееся в пределах досягаемости, в лунный пейзаж. В такой ситуации от личного стрелкового оружия мало что зависело, попытки прорвать «позиционный тупик» вводом все больших масс солдат ни к чему хорошему не приводили — после этого оставались поля, заваленные трупами, но развивать наступление не удавалось. Первая Мировая уверенно опровергала весь предшествующий опыт человечества по ведению войн и требовала совершенно иного понимания реальности.

Попытки решить проблему «позиционного тупика» привели к появлению новых разновидностей оружия, таких, как танки или отравляющие газы. В сфере стрелкового оружия попыткой подобного решения было появление пистолета-пулемета (то есть автоматического оружия под пистолетный патрон). Это по идее, позволяло повысить плотность огня одновременно с высокой мобильностью самого устройства, намного превышающей таковую для «обычного» пулемета. Но, как и любой компромисс, пистолет-пулемет имел массу недостатков, связанных, прежде всего, с применяемым типом патронов. Низкая энергия пистолетного патрона не позволяла рассматривать пистолет-пулемет как основной тип войскового оружия. Для последней цели разрабатывались многочисленные автоматические винтовки и карабины, но достичь приемлемых параметров, прежде всего, по скорострельности и массе для них было тяжело.

Подобная ситуация сохранялась и ко времени Второй Мировой войны. Несмотря на то, что в предвоенное время шла активная разработка новых видов вооружений, основным стрелковым оружием оставались все те же винтовки и карабины. Создать такое оружие, которое смогло бы вытеснить традиционную винтовку, став столь же массовым и технологичным и одновременно, не потерять в боевой эффективности было не очень просто.

Впрочем опять же, решение данной задачи все равно нашлось. Этим решением было создание промежуточного патрона, причем к данной идее пришли практически всеми участниками войны. Правда, мешали традиционные представления о высокой роли дальнобойности оружия, но идущая война еще в большей степени, чем предыдущая указывала на ошибочных подобных представлений. И к середине войны был создан патрон, который имел меньшую энергию, нежели винтовочный, но большую, чем пистолетный был создан.

Именно этот момент можно считать очередным поворотом в военном деле. Если сто лет до этого тактика боевых действий менялась под воздействием нарезного оружия, то теперь, в период массированных танковых ударов, бомбардировщиков и дальнобойной артиллерии уже изменение тактики требовало изменения стрелкового оружия. Теперь уже не требовалась массовая стрельба на дальние дистанции, снайперское дело выделилось в отдельную категорию, для которой создавалось свое оружие. Век миллионных механизированных армий требовал иного пути, нежели эпоха англо-бурских или балканских войн.

В СССР промежуточный патрон был принят на вооружение в 1943 году, а задание на оружие под него было сформулировано в 1944 году. Именно с этого времени и следует говорить о создании автомата. Неудивительно, что для решения этой задачи оказались задействованы многие конструкторы. Михаил Калашников был всего лишь одним из многих, предоставивших свои конструкции на испытания. То, что именно ему суждено было оказаться создателем самого удачного автомата, мало кто мог предположить. Но получилось именно так.

Почему? На первый взгляд победа Калашникова выглядит совершенно случайной. Но я не даром столь много времени уделил историческим аспектам. При принятии их во внимание фактор случайности теряет ведущую роль. Прежде всего, повторю: конструкция автомата не просто проста. Она абсолютно наглядна — то есть, для его изобретения не требовались какие-то особые знания, напротив, все применяемые в нем узлы доступны для понимания любого мало-мальски сведущего в технике человека.

Но они не просто просты, они еще и не особенно оригинальны, то есть, успешно применялись в оружии ранее. В этом нет никакого «криминала» — в конце концов, в той же авиации оригинальным был бы самолет без крыльев и двигателей, но таковых не существует. То, что Калашников использовал узлы, разработанные в автомате Судаева и иных образцов советского оружия, или еще более «древние», восходящие к разработкам Браунинга, означало только то, что молодой конструктор старался использовать весь арсенал доступных для него возможностей. Ведь «спектр» возможных решений в этой области не так уж и велик, и отклонение в ту или иную сторону не обязательно приводит к повышению нужных характеристик. Поэтому вряд ли стоит относить к недостатку Калашникова, скорее наоборот, следует считать это преимуществом.

Конструктор более опытный, имеющий свои более ранние разработки, неизбежно попадал бы в зависимость от них. Редко кто, создав удачную конструкцию, способен отойти с проторенной колеи, посмотреть в сторону иного пути. Именно поэтому идеи о том, что реальным разработчиком АК-47 был, скажем, Хуго Шмайссер (или кто-нибудь другой, обремененный опытом и образованием), являются много менее правдоподобными, нежели версия с Калашниковым: Ведь у Шмайссера был StG-44, который неизбежно «стягивал» бы его «пространство решений».

Но данное можно отнести не только к конструкции как таковой, но и к важнейшим параметрам создаваемого автомата. Калашников, как реально бывавший в бою солдат, прекрасно понимал, для чего нужно новое оружие, но ни в коем случае не имел прежних «конструкторских» убеждений, и прежде всего, уверенности в важности «дальнобойности». Столетие, направленное на повышение точности стрельбы, не имело для него никакого значения, и, возможно, именно это оказалось важным. Ведь многие преимущества АК-47, как таковые, являются следствием именно отказа от мысли получить максимальную кучность стрельбы и максимальную меткость. Но именно это качество оказалось критичным для создания надежного оружия: когда через 20 лет американские конструкторы, поставив задачу получить максимальную кучность, создали знаменитую винтовку М-16, обладающую массой достоинств, то они так и не смогли достигнуть важнейшего качества АК-47 — высокой надежности работы.

Можно подвести итоги: Не просто нет ничего, что мешало бы Михаилу Тимофеевичу Калашникову быть создателем автомата своего имени. Напротив, именно он обладал наибольшими возможностями для этого, имея гораздо большую свободу действий, нежели маститые конструкторы. Знал ли Калашников сопромат или нет, мог ли провести расчет допусков и посадок и прочие подобные детали не важны — все это было делом рутинной работы. Да и обучиться подобному не проблема. Надо не забывать, что свой автомат Калашников постоянно совершенствовал (до принятия на вооружение с 1944 по 1947 год и далее), ездил по воинским частям, выясняя, что же требуется солдатам. В результате получилось простое и надежное стрелковое оружие, прекрасно подходящее как для массовых войн высокой интенсивности, так и для множества локальных конфликтов. Автомат Калашникова навсегда останется образцом высокосбалансированной конструкции, в которой целое не приносится в жертву ради частностей.

А сам конструктор останется в памяти как пример советского изобретателя, способного в любой области, часто кажущейся изученной вдоль и поперек, находить новые решения и применять их в жизни. И в этом плане он, как и сказано выше, всего лишь один из огромного числа изобретателей и рационализаторов, порождаемых Советским Союзом, наверное, с самого начала массовой индустриализации. Смекалка всегда была свойственно русскому крестьянину, вынужденному выживать в тяжелых климатических условиях. СССР смог «переплавить» эту природную смекалку в новое качество, ставшее одной из основ быстрого развития страны.

И именно утрата подобного качества в позднесоветское/постсоветское время привела к тому, что попытки создать более совершенную конструкцию, нежели АК-47, не привели к успеху.

А теперь можно вернуться к тому, с чего начали. К реакции российской блогосферы. Можно сказать, что именно это качество СССР (порождение массового изобретательства) является одним из самых непонятных для наших современников. Это, с их точки зрения, странный мир, к котором высококлассных инженеров готовили, в лучшем случае, путем трехлетней учебы в техникуме, мир, в котором слесари делали мирового уровня изобретения, а кандидатами наук могли быть люди, не имеющие университетского диплома (как, например, Иван Антонович Ефремов). Он невозможен для современного специалиста, привыкшего к всевозможным курсам и сертификациям (помимо обязательного «полноценного» обучения в как можно более престижном учебном заведении). Ведь если простой сержант смог создать оружие мирового значения, то все регалии, все дипломы и сертификаты, отзывы и резюме, которые и составляют основу современного «специалисткого» существования, оказываются обесцененными. Мир без резюме невозможен, значит, Калашников не мог создать свой автомат — таково мнение нашего современника.

Но это не так. И Калашников сейчас важен не просто, как символ советской эпохи, но и как явное доказательство возможности иного, нежели сейчас мира.

Антон Арзамов