Буквально вчера в очередной раз спорил с группой людей, убежденных, что в ВОВ мы немцев трупами забросали, на танки ходили с лопатами (а кто не хотел идти на танки с лопатами того в спину расстреливали заградотряды), а Сталин спрятался в бункере в первые же мгновения войны. Ну и, конечно же, в ГУЛАГе сгноили сто миллионов человек, причем все эти миллионы были цветом нации (я еще про Ленина не спрашивал — наверное, рассказали бы мне о том, как он детей ел). И вот сегодня попалась статья в тему цифр убыли населения во время Великой Отечественной. Но осилить ее, разумеется, труднее, чем повторять ложь Солженицина, Сванидзе, Резуна и прочих паразитов. Впрочем, некоторым в школе и таблица умножения не давалась.

Наша страна понесла огромные потери в Великую Отечественную войну, но и по сей день мы не знаем точных цифр этих потерь. Что это были за жертвы, из каких регионов СССР, в каких возрастах, сколько среди них было мужчин, женщин, детей и стариков, что конкретно послужило причиной их гибели.

Постановка вопроса.

Официальные государственные данные о потерях народонаселения СССР во время войны вычислялись советскими демографами т.н. «балансовым методом» с помощью переноса данных переписи 1959 года на 1945 год и переноса данных переписи 1939 года на 1941 год. В результате было установлено, что население Советского Союза, исключая родившихся после 22 июня 1941 года, за время войны уменьшилось на 37,2 млн. человек. Из цифры 37,2 млн. общей убыли населения Государственная комиссия по исчислению потерь войны вычла 11,9 млн. человек, которые могли бы умереть за время войны при сохранении смертности на уровне 1940 года (т.н. «нормальная мирная смертность»). Кроме того, была учтена ненормально высокая в условиях войны смертность детей, родившихся после 22 июня 1941 г. (а это еще 1,3 млн.). Так была получена каноническая цифра 26,6 млн. человек, которая по сей день считается общепризнанной.

Примерно в то же время, в начале 90-х годов большой коллектив военных историков под руководством генерал-полковника Г.Ф. Кривошеева опубликовал статистическое исследование «Гриф секретности снят» (ныне многократно переизданное под разными названиями), в котором безвозвратные демографические потери Вооруженных сил СССР (убитые, умершие от ран, погибшие в плену) были определены цифрой в 8,7 млн. человек. На этой оценке, на этой цифре военное ведомство непоколебимо настаивает и по сей день.

26,6 — 8,7 = 17,9. Округленно — 18. Что означает эта бесспорная арифметика в историческом и демографическом значении? Где, когда и по каким причинам убыло 18 млн. советских людей? Неужели на фронте было так «безопасно», что две трети всех потерь приходятся на жертвы среди мирного населения? Долгие годы этот вопрос, эта очевидная, зияющая пропасть между заявленными цифрами общих потерь Советского Союза и потерь Вооруженных сил вообще никак не комментировалась. Затем, с приходом «нулевых годов» стали появляться отдельные высказывания — сначала анонимные, на Интернет-форумах, а затем и на бумаге, в газетах и журналах, а ныне уже в претендующих на строгую научность публикациях громко и отчетливо заявляется, что «немецко-фашистские оккупанты зверски уничтожили 18 млн. человек мирного населения СССР, и вот именно по этой причине наши потери гораздо больше немецких потерь».

Имеют ли подобные утверждения хотя бы минимальное сходство с реальностью? Выяснению этого вопроса и посвящена настоящая статья.

Определимся с понятиями

Для целей данного исследования мы разделили население СССР на четыре поло-возрастные группы. Это мужчины призывных военных возрастов (с 1889 по 1928 год), женщины тех же возрастов, дети обоего пола с 1929 по 1938 год и старики обоего пола старше 1889 года рождения. На момент проведения переписи населения 1939 г. указанным мужчинам и женщинам было от 10 до 49 лет, детям — от 0 до 9 лет, старикам — 50 и более лет. Именно в таком смысле и будут далее использоваться термины «мужчины», «женщины», «дети», «старики».

Уточнив термины, перейдем к сути дела. Прежде всего следует подчеркнуть, что сама методология, в рамках которой была получена цифра 26,6 млн. человек, включает в общий массив убыли (убыли, а не гибели!) населения и сугубо расчетную величину — сверхнормативное превышение смертности как на оккупированных, так и в тыловых советских областях. Уже одно это делает абсолютно недопустимым использование выражений типа «27 миллионов погибших». Погибших (убитых, умерших от ран) было меньше. В цифру «27 млн. человек» включены и безвременно умершие где-то в Сибири или Средней Азии старики, женщины и дети, т.е. люди, за тысячи километров от которых ни одного солдата вермахта не было. Вошли в эту цифру и граждане СССР, которые, воспользовавшись военным и послевоенным хаосом, бежали на запад; по состоянию на конец 1945 г. эти люди (по вполне корректным оценкам — сотни тысяч человек) были живы, некоторые и по сей день живут и здравствуют где-нибудь в Канаде, Аргентине, США или Австралии.

Далее. Для того, чтобы вычислить «сверхнормативное превышение смертности», надо определиться с тем, что же считать «нормой». Государственная комиссия по исчислению потерь войны, работавшая в конце 80-х годов, приняла в качестве таковой уровень смертности в предвоенные годы. Уместен ли в нашем конкретном случае такой подход? Можно ли считать «мирным временем» 30-е годы в сталинском СССР? Можно ли принять за «норму» уровень смертности населения, которое в течение десяти лет пережило раскулачивание, голодомор, массовые насильственные депортации, Большой Террор 37-38 годов? Демографическая статистика показывает, что за этими эмоциональными вопросами стоит совершенно конкретное содержание. (см. Рис. 1 )

01

На диаграммах представлена убыль населения СССР по четырем поло-возрастным группам (мужчины, женщины, дети, старики) за 20 лет, прошедших между переписями населения 1939 и 1959 годов, а также данные об убыли населения в период с 1926 по 1939 г.г., пересчитанные на 20-летний период. Мы видим, что смертность женщин и детей в т.н. «мирные годы социалистического строительства» сравнима с 20-летем, включившем в себя самую страшную, истребительную войну; смертность стариков в «мирные годы» и вовсе оказалась выше военной и послевоенной. Существенное, в несколько раз, снижение смертности мужчин, женщин и детей наблюдается только в период 59-70 г.г.

Так вот, если принять за «нормальную смертность» показатели убыли населения 59-70 годов, то в этом случае расчетная величина сверхнормативной убыли населения СССР за годы войны вырастает с 26,6 млн. до 32,9 млн. (смертность на уровне 1959-70 годов дала бы естественную убыль всего лишь 5,05 млн. человек). Возможен еще один подход к рассмотрению вопроса. В качестве «нормы» можно взять показатели смертности населения в 20-30 годы в таких среднеразвитых странах Европы как Польша, Финляндия, Югославия. В этом случае расчетная величина сверхнормативной убыли населения СССР за годы войны составит не 26,6 млн., а 29,9 млн.

Вероятно, у читателя уже возникли возмущенные вопросы: «А зачем так сложно? Почему мы ищем очки в собственной квартире с помощью разведывательной орбитальной станции? Разве нельзя просто поднять документы учета народонаселения и выписать из них данные по наличию жителей каждого города и области СССР по состоянию на 41 и 45 годы?» Вопрос правильный. Правильного ответа на него все еще нет. Дело в том, что первичные документы, фиксирующие численность населения СССР на момент окончания войны, всё еще не введены в научный оборот. Они есть, но их по-прежнему не хотят рассекретить. Однако имеющихся данных переписей населения и послевоенной смертности населения вполне достаточно для того, чтобы с приемлемой точностью произвести оценки.

«На десять девчонок по статистике…»

Начнем с тех цифр и закономерностей, которые прямо зафиксированы в доступных документах, не вызывают сомнений и могут быть проверены каждым. Первое, что бросается в глаза при изучении результатов переписи 1959 года – это огромная разница между мужским и женским населением СССР в тех возрастах, в которых мужчины призывались на фронт во время войны, то есть в возрастах с 1889 года по 1928 год. Дисбаланс между мужчинами и женщинами этих годов рождения составил по переписи 1959 года 18,43 млн., и на 1000 женщин такого возраста приходился только 641 мужчина. Для сравнения отметим, что по переписи населения 1897 года на 1000 женщин в возрасте от 30 до 69 лет приходилось 992 мужчины того же возраста; перепись 1926 года показала снижение этого показателя до 890 на 1000 — и это после семи лет кровопролитной войны (сначала «империалистической», потом — гражданской).

Представляется важным сравнить разницу между мужчинами и женщинами в военных призывных возрастах по переписи СССР 1959 года с данными по другим странам Европы. Так, даже в Германии, бывшей главным участником мировой войны, дисбаланс мужчин и женщин не столь велик, как в СССР — по данным 1950 года в ФРГ и ГДР на 1000 женщин приходилось 776 мужчин указанных возрастов. В Финляндии, воевавшей с непомерным для этой малочисленной страны напряжением, призвавшей в армию рекордно высокое (в процентном отношении к общей численности населения) количество мужчин, к 1959 году на 1000 женщин приходилось 853 мужчины.

В абсолютных значениях картина становится еще более выразительной: в СССР 1959 года дисбаланс между мужчинами и женщинами военных призывных возрастов всё еще составляет 18,43 млн., а в Германии (ФРГ+ГДР) 1950 года — 4,63 млн. Нетрудно убедиться, что последняя цифра вполне коррелирует с известными оценками безвозвратных потерь (убитые, умершие от ран, погибшие в плену) Вооруженных сил гитлеровской Германии. Напротив, в СССР «недостача мужчин» военных призывных возрастов категорически не совпадает с официально установленной цифрой потерь личного состава Красной Армии (8,7 млн. человек). Заслуживает внимания и соотношение цифр 18,43 и 4,63. Они заставляют нас серьезно усомниться в правдоподобности утверждения о том, что потери Красной Армии всего лишь в 1,3 раза превысили потери противника — на чем с прискорбным упорством настаивают некоторые представители официальной военно-исторической науки.

Тут, правда, надо учесть, что в СССР и до войны мужчин было меньше, чем женщин. Так, по переписи 1939 года разница между мужчинами и женщинами в будущих военных призывных возрастах (годов рождения с 1889 по 1928) составляла, с учетом присоединенных в 1939-40 годах к СССР республик и областей, примерно 3,48 млн. Таким образом, разница между мужчинами и женщинами в военных призывных возрастах увеличилась за 20 лет на 15 млн. человек (18,43 — 3,48).

Абстрактно рассуждая, этот огромный дисбаланс в численности мужчин и женщин военных призывных возрастов мог иметь и другие причины, нежели гибель мужчин на фронте. Можно, например, предположить, что все то, что мы знаем про карательную политику оккупантов, не соответствует действительности, и «на самом деле» на оккупированной территории немцы и полицаи убивали исключительно и только мужчин, а женщин повсеместно миловали. Если столь абсурдная «гипотеза» нуждается в опровержениях, то демографическая статистика дает их в избытке.

Данные по соотношению численности мужчин и женщин в военных призывных возрастах по областям России показывают, что в 1959 году меньше всего мужчин проживало в Марийской АССР (507 мужчин на 1000 женщин), в Чувашии — 517, в Мордовии — 521, в Ивановской области – 528. Жуткая нехватка мужчин наблюдается именно там, где немецкого солдата если и видели, то только в качестве пленного, работающего на стройке. С другой стороны, перечисленные выше регионы — это отсталая сельская «глубинка», крупных военных заводов там было очень мало, соответственно весь наличный ресурс мужчин призывных возрастов был поднят по мобилизации и направлен на фронт; там эти мужики навсегда и остались…

Что же касается областей РСФСР, бывших под немецкой оккупацией, то дисбаланс между численностью мужчин и женщин там ничуть не больше, чем в тыловых советских областях. Так, в Брянской области на 1000 женщин в военных призывных возрастах приходилось 545 мужчин, в Орловской 557, в Курской 565, в Смоленской 530, в Краснодарском крае 634, в Ставропольском крае 643, в Ростовской области 647. В целом все вместе и каждая в отдельности оккупированные области СССР по сверхнормативной убыли мужчин вполне сравнимы с тыловыми областями. И здесь, и там мало мужчин призывных возрастов и примерно одинаково мало.

Весьма показательна ситуация по областям Украины. В самых западных областях, где мобилизации военнообязанных была повсеместно сорвана, дисбаланс мужского и женского населения гораздо меньше общесоюзного. Так, по данным переписи 1959 г. во Львовской области на 1000 женщин приходилось 707 мужчин, в Станиславской (ныне Ивано-Франковская) 701, в Тернопольской 671, в Волынской 704, в Черновицкой 692, в Ровенской 682. Далее на восток разница сильно увеличивается и в Хмельницкой области соотношение уже 577, в Житомирской — 584, в Винницкой — 565.

Ту же самую закономерность имеют данные по Белоруссии. В западных областях разница числа мужчин и женщин военных призывных возрастов сравнительно мала: в Гродненской области Белоруссии 707 мужчин на 1000 женщин, в Брестской области – 708. Но при этом в центральной Минской области уже 615, а в областях восточной Белоруссии дисбаланс еще более заметный: в Витебской 581, в Гомельской 578, в Могилевской 562. Трудно объяснить это чем-то иным, нежели последствиями массовой гибели на фронте мужчин, мобилизованных в восточных областях.

17 миллионов мужчин

Дисбаланс в численности мужчин и женщин по состоянию на 1959 год и соотношение показателей этого дисбаланса по различным регионам СССР дают нам лишь самое общее представление о структуре людских потерь; становится понятным, что потери состоят главным образом из потерь мужчин призывных возрастов, и погибли эти мужчины в основной своей массе не в оккупации, а на фронте. Теперь перед нами стоит следующая, более сложная задача — определить конкретные цифры потерь по различным поло-возрастным группам населения СССР.

Первые шаги в решении понятны. Для того, чтобы определить убыль населения за время войны необходимо сделать поэтапно следующие три действия: перенести данные переписи населения января 1939 года на конец июня 1941 года, установить «нормальные» показатели убыли населения мирного времени, перенести данные переписи населения с 1959 года назад на начало 1946 года. При расчете нормальной мирной убыли населения на период январь 1939 — декабрь 1945 г.г. были приняты за норму средние показатели смертности населения между переписями 1926 и 1939 годов. При таких допущениях с конца июня 1941 года по 31 декабря 1945 года при сохранении нормальных показателей смертности должно было уйти из жизни всего 11,24 млн. человек, в том числе 3,09 млн. мужчин, 2,21 млн. женщин, 1,66 млн. детей и 4,28 млн. стариков.

Самой сложной частью задачи является установление численности указанных поло-возрастных групп по состоянию на 1 января 1946 года. Сделать такую оценку только на основе переписей населения 1939 и 1959 годов невозможно. В системе уравнений слишком много неизвестных. К счастью, на рубеже 1980-х и 1990-х годов коллектив советских демографов провел большую работу по изучению движения населения РСФСР после войны.* Исследователи имели доступ к документам учета населения РСФСР за послевоенные годы, к данным ЦСУ СССР. Мы не знаем, стояла ли перед учеными задача определения возрастного и полового распределения жертв Великой Отечественной войны, но мы точно знаем, что, по крайней мере, для себя они ответ нашли. В работе нет подробностей об учете и оценке числа жертв войны, но там приведены данные о смертности населения после войны — по годам и по возрастам. А значит, там приведено все, что позволяет нам восстановить всю трагическую картину потерь нашего народонаселения.

«Демографическая история России: 1927-1957», Москва «Информатика» 1998, 187 с., Е.М. Андреев, Л.Е., Дарский, Т.Л. Харькова.

Исследование приводит возрастное и половое распределение послевоенной смертности населения за каждый год с 1946 по 1958. По этим данным рассчитывается общее число умерших в каждой поло-возрастной группе, а затем полученный результат вычитается из вполне конкретных данных переписи 1959 года. Таким образом можно получить расчетную оценку численности и поло-возрастной структуры населения на начало 1946 года. Проблема лишь в том, что исследователи опубликовали данные о послевоенной смертности только по РСФСР. В 1959 году в Российской Федерации проживало больше половины (56,6%) населения СССР. Вполне логичным и близким к истине представляется нам допущение о том, что убыль населения была примерно одинаковой в РСФСР и СССР в целом. Рассчитанные в таком предположении данные о численности и убыли населения СССР за годы войны представлены на следующей диаграмме (Рис. 2).

02

Как и следовало ожидать, в составе общей сверхнормативной убыли населения СССР в 25,12 млн. человек убыль мужчин призывных возрастов составляет две трети (16,84 млн. или 67 %). В сравнении с нормальной убылью мирного времени убыль мужчин в годы войны возросла в 6,5 раз. Возросла в годы военного лихолетья и убыль населения в трех других поло-возрастных группах (женщины, дети, старики), но масштаб этого увеличения существенно меньше, чем для мужчин. Убыль женщин в годы войны в 3 раза превысила нормальные показатели мирного времени, детей — в 2 раза, стариков — в 1,5 раза. В целом же сверхнормативная убыль мирного населения (женщины, дети, старики) за годы войны составила 8,27 млн. человек.

По обе стороны фронта

После того, как мы получили первую оценку потерь Великой Отечественной Войны, нами было произведено решение второй очень важной задачи. Она состояла в том, чтобы попытаться разделить население СССР линией фронта в ее максимальном продвижении на восток для оценки списочных потерь народонаселения отдельно на тыловой советской территории и отдельно на оккупированной.

Проведенные расчеты показали, что из 190 млн. всего населения СССР по состоянию на 1939 год на оккупированных территориях перед войной проживало 83,48 млн. человек и на советских тыловых — 106,52 млн. (в расчете было учтено произошедшие после войны изменение западных границ Белоруссии и Украины). Если предположить, что в мирное время смертность населения была примерно одинаковой во всех областях и республиках СССР, то можно произвести расчеты, которые показывают, что сверхнормативная расчетная (списочная) убыль населения оккупированных земель составила 14,07 млн. (в том числе 8,19 млн. мужчин призывных возрастов), а тыловых земель 10,97 млн. (в том числе 8,66 млн. мужчин).

Однако такой расчет пока еще не учитывает миграцию населения. Далее мы учли все имеющиеся в научном обороте данные о миграциях населения СССР как через границы страны, так и внутри страны через линию максимального продвижения линии фронта. Учитывались не вернувшиеся из Германии вывезенные граждане СССР, обмен населением с Польшей, иммиграция армян, русских из Манчжурии и граждан Китая в Среднюю Азию. Учитывались также данные об эвакуации с оккупированных территорий в 1941-1942 годах, депортациях населения (в основном с запада на восток), перемещениях заключенных с бывших оккупированных территорий на восток, а также послевоенные миграционные процессы. Отдельно по мужчинам оценивалось количество мобилизованных с оставленных советскими войсками земель как до, так и после их освобождения.

Было установлено, что миграция через границу на оккупированных территориях происходила в основном за пределы СССР, тем самым арифметически уменьшая число погибших. Миграции через линию максимального продвижения фронта также в основном происходили с запада на восток, освобождая оккупированные территории от населения и арифметически уменьшая число погибших. Такими оценками удалось внести необходимую миграционную корректировку в данные списочной убыли населения.

Итоговый результат таков: на занятых фашистами землях погибло или умерло сверхнормативно 4,05 млн. мирных жителей (женщины, дети, старики, без учета мужчин). Среди них было примерно 2,1 млн. мирных жителей еврейской национальности – жертв геноцида. Таким образом, нееврейские жертвы мирного населения на оккупированных землях – это около 1,95 млн. человек. Причем не все они стали жертвами террора оккупантов — среди них были и умершие сверх обычной мирной смертности в результате ухудшения условий жизни, и погибшие в ходе военных действий (штурмы, артобстрелы и бомбежки населенных пунктов).

На тыловых территориях сверхсмертность мирного населения (женщины, дети, старики, без учета мужчин) составила 3,34 млн. человек — величина примерно в 1,5 раза большая, нежели потери нееврейского населения оккупированных районов. Столь высокая смертность в советском тылу вполне объяснима систематическим недоеданием, крайне тяжелыми жилищными условиями, отсутствием полноценной медицинской помощи, непосильным физическим трудом, к которому были привлечены миллионы женщин и подростков; все перечисленное в особой мере коснулось беженцев, эвакуированных и депортированных.

Дети войны

Среди множества демографических показателей существует такой, который позволяет достоверно и комплексно оценить качество жизни населения. Это — уровень рождаемости и выживаемости детей. Всякое ухудшение жизненных условий (голод, холод, эпидемии, разрушение жилищ) прежде всего сказывается на детях; и наоборот — всякое улучшение приводит к росту выживаемости детей, т.к. любая нормальная женщина отдаст появившийся в семье лишний кусок хлеба прежде всего ребенку.

Данные переписи населения 1959 года позволяют непосредственно, без долгих и сложных логических построений, определить численность людей, родившихся в годы войны и доживших до 1959 года. Доля жителей СССР 1940 года рождения на момент переписи населения составляла 20,1 человека на 1000 населении. Родившихся в 1941 году уже меньше — 17,53. Родившихся в 1942 году – 11,99 на 1000. Это очень сильное снижение. Родившихся в 1943 году меньше всего – 8,60. Затем начинается некоторый прирост, но на уровень довоенного времени показатель так и не выходит: родившихся в 1944 году – 9,37 на 1000, в 1945 – 10,61, в 1946 году – 17,12.

Если мы посмотрим отдельно на оккупированные и тыловые республики и области, то увидим заметные и отнюдь не тривиальные различия между этими группами республик и областей. (Рис.3)

03

В тыловых областях Советского Союза ситуация с рождаемостью детей значительно хуже, чем на территориях, длительно находившихся под оккупацией. Детей 1943 года рождения в РСФСР только 7,02 на 1000 человек населения, и это самая низкая цифра по всему Союзу. Напротив, в Литве, полностью оккупированной в первую же неделю войны и остававшейся под оккупацией до осени 1944 года, родилось в 1943 году, выжило и дожило до 1959 года в два с лишним раза больше детей — 16,1 на 1000. В Белоруссии, находившейся под оккупацией почти столь же длительный срок и ставшей ареной самых жестоких карательных акций захватчиков, этот показатель составляет 11,52 на 1000, на Украине — 11,06, в Молдавии — 13,52. А в тыловом советском Узбекистане — 9,31.

Разумеется, различия в качестве жизни (питание, жилище, доступ к медобслуживанию) не являются единственным фактором, обуславливающим рождаемость и выживаемость детей. Есть и национальные традиции (рождаемость в Узбекистане и в мирное время была выше, чем в среднерусской полосе); в условиях войны огромное значение имела мобилизация мужчин — нет мужчины в доме, нет и новорожденных детей. Для того, чтобы по возможности нивелировать воздействие этих факторов, рассмотрим ситуацию с рождением и выживанием детей 1943 года по двум группам областей.

Первая группа — это юго-восток Украины (Запорожская, Харьковская, Донецкая и Луганская области). Туда, за Днепр немцы пришли осенью 1941 года или еще позже, летом 1942; мобилизация резервистов (основные «волны» которой проходили в июне и августе 1941 г.) была проведена там не хуже и не лучше, чем тыловых областях РСФСР. Вторая группа — это тыловые области России с максимальной концентрацией крупных военных заводов (Горьковская, Куйбышевская, Омская, Свердловская, Челябинская); там находились — или были туда вывезены — почти все важнейшие артиллерийские, танковые, авиационные и авиамоторные заводы, и есть все основания предположить, что мужчин в этих областях осталось относительно больше, чем в отсталых аграрных регионах. Основное население этих двух групп областей — славяне (русские и украинцы), различия в национально-культурных, брачных традициях минимальны.

Что же говорит статистика переписи 1959 года? В первой («украинской») группе областей на 1000 человек приходилось 10,13, 7,15, 7,56, 6,38 детей. В указанных выше российских областях, соответственно, 7,13, 8,05, 6,77, 6,75, 7,06. Примерное равные пропорции; в лучшую сторону отличается только Запорожская область, дольше других (до октября 1943 года) находившаяся под немецкой оккупацией. Для правильной оценки этих цифр следует принять во внимание, что на снижение рождаемости и выживаемости детей на оккупированных территориях юго-востока Украины повлияло не только снижения качества жизни, но еще и боевые действия, обстрелы, бомбежки, партизанские и антипартизанские акции, террор оккупантов — и тем не менее, цифры вполне сопоставимые (или даже лучшие) чем в советском тылу.

Мы много раз читали слова «Тыл был фронтом», «Все для фронта, все для победы…» Демографическая статистика наполняет эти лозунги конкретным и, увы, страшным, содержанием; отчетливо видно, с каким нечеловеческим напряжением работал советский народ, каких усилий потребовало перевооружение огромной армии, какой оказалась цена этого беспримерного трудового подвига.

solonin.org