Недаром говорят, что язык — основа мышления. Нельзя перенимать язык врага. Не пей из лужи — козленочком станешь. Вот и наши левые, испив водицы из буржуазного болота стали козленочком блеять про свободу и демократию.
«Свобода вообще»? «Демократия вообще»? Владимир Ильич скоро встанет из Мавзолея. Казалось бы, коммунистическая теория должна была обогатиться за 100 лет, ан нет! Старые ошибки повторяются на все лады.
Мнение Ленина по данному вопросу однозначно:
— Рост революционного движения пролетариата во всех странах вызвал судорожные потуги буржуазии и ее агентов в рабочих организациях найти идейно-политические доводы для защиты господства эксплуататоров. Среди этих доводов особенно выдвигается осуждение диктатуры и защита демократии. Лживость и лицемерие такого довода, повторяемого на тысячи ладов в капиталистической печати и на конференции желтого Интернационала в феврале 1919 г. в Берне, очевидны для всех, кто не хочет изменять основным положениям социализма.
Прежде всего, этот довод оперирует с понятиями «демократия вообще» и «диктатура вообще», не ставя вопроса о том, о каком классе идет речь. Такая внеклассовая или надклассовая, якобы общенародная, постановка вопроса есть прямое издевательство над основным учением социализма, именно учением о классовой борьбе, которое на словах признают, а на деле забывают социалисты, перешедшие на сторону буржуазии.
Ибо ни в одной цивилизованной капиталистической стране не существует «демократии вообще», а существует только буржуазная демократия, и речь идет не о «диктатуре вообще», а о диктатуре угнетенного класса, т. е. пролетариата, над угнетателями и эксплуататорами, т. е. буржуазией, в целях преодоления сопротивления, которое оказывают эксплуататоры в борьбе за свое господство.
История учит, что ни один угнетенный класс никогда не приходил к господству и не мог прийти к господству, не переживая периода диктатуры, т. е. завоевания политической власти и насильственного подавления самого отчаянного, самого бешеного, ни перед какими преступлениями не останавливающегося сопротивления, которое всегда оказывали эксплуататоры. Буржуазия, господство которой защищают теперь социалисты, говорящие против «диктатуры вообще» и распинающиеся за «демократию вообще», завоевывала власть в передовых странах ценой ряда восстаний, гражданских войн, насильственного подавления королей, феодалов, рабовладельцев и их попыток реставрации.
Тысячи и миллионы раз объясняли народу классовый характер этих буржуазных революций, этой буржуазной диктатуры социалисты всех стран в своих книгах, брошюрах, в резолюциях своих съездов, в своих агитационных речах. Поэтому теперешняя защита буржуазной демократии под видом речей о «демократии вообще» и теперешние вопли и крики против диктатуры пролетариата под видом криков о «диктатуре вообще» являются прямой изменой социализму, фактическим переходом на сторону буржуазии, отрицанием права пролетариата на свою, пролетарскую, революцию, защитой буржуазного реформизма как раз в такой исторический момент, когда буржуазный реформизм во всем мире потерпел крах и когда война создала революционную ситуацию.
Так говорил Ильич в 1919 году на I конгрессе Коминтерна.
Из слова диктатура сделали жупел, пугало, приклеили ярлык чего-то невыразимо плохого. Тем самым лишив коммунистов главного оружия, главной цели. Маркс и Энгельс подчеркивали, что переходный период от капитализма к коммунизму может быть ни чем иным как диктатурой пролетариата.
Коммунист, не признающий этой очевидной истины — есть ряженый клоун, паяц, мальчик на побегушках у буржуев. Нельзя усидеть на двух стульях, нельзя быть за бедных, но не против богатых. Никогда, ни при каких условиях, ни один буржуй не отдаст ни капли своего богатства. Это прекрасно знают рабочие, когда пытаются добиться минимальной прибавки к зарплате.
Словосочетание «демократический социализм» есть оксюморон. Мы не сможем победить врага, играя по его правилам. В современном буржуазном новоязе слово диктатура опошлено, к нему привязано множество негативных ассоциаций. Но тем не менее — нельзя перенимать язык врага. Надо отстаивать свой язык, свои понятия, разъяснять истинное значение слов. В крайнем случае использовать синонимы, но помнить о сути. Можно изменить форму, но нельзя изменять содержание. Розовые сопли социалистов, избравших себе в вожди не Мао Цзедуна и Че Гевару, а Льва Толстого и Ганди по факту работают на буржуев, отвлекают внимание трудящихся своими моральными проповедями.
Мы не хотим жертв, — блеют розовые козлята. Но капитализм приносит человеческие жертвы каждый день. Убитые, покалеченные, получившие производственные травмы рабочие из-за отсутствия охраны труда. Уничтожение природы. Смерть заживо от тяжелой, отупляющей работы. Стресс, социальный стыд, занятость на двух работах. Умирающие от голода дети и безработные. Миллионы проституток по всему миру. Капитализм как свобода одного человека эксплуатировать другого, убивает, втаптывает в грязь человеческое достоинство. Сотни миллионов людей во всем мире не имеют не то что прав, а элементарной пищи, когда 1% богачей купается в роскоши. Вот они — жертвы: 5 из 6 млрд человек в мире.
Мы, коммунисты, понимаем, что не бывает «насилия вообще», так же как и «демократии вообще». Мы за насилие бедных над богатыми, мы за жертвы в лагере богатеев, ростовщиков, дерипасок и абрамовичей. Добром они свою власть не отдадут.
Когда на тебя напали в темном переулке, взывать к совести грабителей, рассказывать им о свободе и демократии, Толстом и Ганди — нелепо. Нужно драться, спасая себя. Те жертвы, которых хотим мы — капля в море слез и боли, песчинка в пустыне жертв капиталистической эксплуатации.
Пусть плачут бывшие богачи после экспроприации, пусть Ксения Собчак льет слезы в красном уголке свинофермы, куда пошлет ее власть рабочих. Когда ежедневно гибнут простые люди — всем наплевать. Но когда народ повесит на столбе своего угнетателя — либералы и социал-демократы воют о нарушении прав человека, о «демократии», «о свободе».
Розовые социалисты в конце концов переходят на позиции либералов, выступают против революции. Недаром на всяческие «Марши несогласных» и митинги на Болотной площади они выходят вместе.
Нельзя было пить из болота.